Книга Девушка с холста, страница 34 – Алина Егорова

* * *

Гостиница, в которую их устроил Луценко, представляла собой частный дом, огороженный забором. Небольшой особняк Саше сразу понравился открывавшейся из окон панорамой, а Шубину приглянулась просторная веранда — на ней удобно курить. Хозяйка гостиницы Рита, приветливая немолодая дама с оливковым загаром, разместила их на втором этаже, как и обещала, в отдельных номерах.

Носову досталась комната на южной стороне: солнечная и уютная. Кроме большого дивана, там находился холодильник, два кресла, телевизор и журнальный столик. Апартаменты Шубина были точь-в-точь такими же, только окна выходили на север, что Анатолию нравилось — он любил тень.

Потягиваясь после душа, Носов удобно расположился на мягком диване. Он включил телевизор и стал щелкать по каналам. Ему рассказали новости на непривычном, и от этого смешном, украинском языке. Особенно веселила реклама. Слоганы, которые он привык слышать на русском, по-украински звучали, как пародия.

Порадовавшись приятному прогнозу погоды, который обещал в ближайшие дни плюс восемнадцать (это в начале-то октября!), Саша затосковал по оставленной дома книжке. Он надел рубашку и пошел в номер к Шубину в надежде раздобыть какое-нибудь чтиво.

Анатолий тоже устроился отдыхать, он сидел в кресле и смотрел футбольный матч.

— Всё удовольствие пропадает, — пожаловался он Носову, — хоть звук выключай.

Саша с сочувствием посмотрел на товарища: комментатор бойко тараторил по-птичьи.

— Ты это слышишь?! «Не поганый удар», — ворчал Шубин, — разве можно такое смотреть?

Носову была чужда трагедия коллеги — к спорту он относился равнодушно, но комментарий игры оценил.

— Толян, у тебя почитать что-нибудь есть? — еле пряча улыбку, спросил он.

— Нет, — буркнул Толик, — разве что только протокол допроса.

Настроение Шубина испортилось окончательно.

— А это что? — он заметил на подоконнике стопку газет.

— Это здесь уже было. Наверное, прежние жильцы оставили.

— Так я возьму?

— Забирай, — не глядя, махнул рукой капитан.

Судя по всему, их предшественники покинули гостиницу совсем недавно: последние номера газет были недельной давности. Самым ранним из них оказался номер «Южной Авроры». Он датировался концом июля. Все издания имели преимущественно деловой характер.

Хоть за Сашей любви к порядку никогда не наблюдалось, на него время от времени находили приступы аккуратности. Сейчас он сортировал принесенную прессу по датам и складывал в ровную стопку. Забравшись в кресло с ногами, он начал чтение с наиболее старого номера.

Одесса жила бурной жизнью: концерты, фестивали, аварии, пожары и цирковые представления. В одних домах отключали воду. Холодную, разумеется — горячей летом никогда не бывало. Другие дома затапливало.

Перед глазами Носова мелькнуло знакомое имя. Сначала он даже подумал, что это от переутомления начинает мерещиться. Он перелистнул страницу назад и убедился: не показалось. На развороте крупным шрифтом чернел заголовок:

«Покровитель искусства Рузанцев».

В следующей газете тоже обнаружилась статья о Рузанцеве, она называлась: «Настоящему гражданину посвящается». Другие издания не отставали: «Прощание с меценатом», «Одесса будет помнить» и даже «Сраженный пулей недругов».

Журналисты скорбели по безвременно ушедшему бизнесмену Николаю Георгиевичу Рузанцеву. Они представляли его как благотворителя и сравнивали с благородным купцом, столпом украинской экономики.

«Очень интересно, — подумал Носов, — ближайший родственник наших подопечных совсем недавно почил».

Автор последней статьи выдвигал свою версию скоропостижной кончины предпринимателя. По его мнению, Рузанцева застрелили. Трагедия произошла в загородном доме покойного. Когда Николай Георгиевич ранним утром подошел к окну, чтобы вдохнуть свежего морского воздуха, карауливший в саду снайпер недрогнувшим пальцем нажал на курок. Пуля попала бизнесмену в лоб и мгновенно лишила его жизни.

Журналисту также была известна судьба киллера: после рокового выстрела тому удалось прожить лишь несколько минут — его тут же убили заказчики.

А заказчиками, писала акула пера, являются молдавские нувориши. Из-под их носа Рузанцев увел прибыльный контракт.

Прочтя подпись под статьей, Саша улыбнулся: автора звали ни больше ни меньше, как Недремлющее Око.

* * *

Всю ночь Носова будоражили различные идеи. Он встал ни свет ни заря и маялся, ожидая часа икс. Уничтожив кучу бумаги, Саша систематизировал все свои версии: теперь на журнальном столике перед ним лежал лист с аккуратными записями в несколько строк.

Его мучила жажда деятельности, он готов был прямо сейчас мчаться проверять свои домыслы, но город еще спал утренним сном. Наверняка еще не проснулся и не пришел на службу капитан Боярчиков, так что все равно пришлось бы его дожидаться под дверью. Спал и Шубин, и он бы не понял, если бы его разбудили в такую рань.

Шесть утра. Солнце уже заглянуло золотистым глазом во двор гостиницы. Саша осторожно вышел из своей комнаты и прокрался по коридору на веранду.

Его окатила волна свежести, потом по телу побежал мурашками холодок. Лейтенант не торопился уходить обратно в теплый номер, он смотрел на улицу, которая выглядывала из-за высоких гостиничных ворот. Ни прохожего, ни автомобиля — вокруг приятная провинциальная тишина. Сами собой рождались мысли: а не приехать ли в этот город еще раз, а может, остаться здесь навсегда? По крайней мере, ближе к пенсии стоит всерьез задуматься о переезде.

Сашины грезы о заслуженном отдыхе прервал тихий скрип двери. На веранду, потягиваясь, вышел Шубин.

— Подняла тебя нелегкая, — проворчал он. — Ладно у меня коммунальная привычка, если спозаранку не встанешь, в санузел не прорвешься. Тебе-то чего не спится?

* * *

К своему удивлению, в восемь они застали Боярчикова. Альберт сидел за столом один в большом кабинете. Судя по количеству рабочих мест, он делил кабинет с тремя сотрудниками. Аккуратно сложенные бумаги выдавали в капитане любителя порядка. По правую руку — идеально ровная стопка папок, по левую — чистые бланки. Книга в темно-зеленой обложке, стакан с заточенными карандашами и урна без единой соринки.

Сам Боярчиков находился в этом уголке гармонии еще с половины седьмого. Он любил приходить сюда задолго до начала рабочего дня, когда никого нет. Альберт неторопливо обходил всю комнату, снисходительно глядя на заваленные хламом столы коллег. Склонностью к творческому беспорядку особенно отличался старлей Субботин. Он никогда не сидел на месте, по обыкновению всегда где-то пропадал. Забегал на полчаса, рылся в ящиках, находил в ворохе нужную бумажку и снова исчезал. Правда, у Субботина лучше всех обстояли дела с раскрываемостью. За это Боярчиков ему мысленно прощал неопрятность.