Книга Преступление без наказания. Теодор Бун - маленький юрист, страница 37 – Джон Гришэм

(Тео уже понял, что в гольфе многие счетные карточки отражают нечто иное, а не истинное число попаданий.)

Мистер Нэнс принял намного более торжественный вид, когда допрашивал клиента о дне убийства, а клиент отвечал спокойно. Голос мистера Даффи стал тихим, даже хрипловатым, и наполнился болью, когда он заговорил о жестоком убийстве жены.

«Интересно, не пустит ли он слезу?» — подумал Тео, хотя на самом деле показания его впечатлили.

Питер Даффи сдержал слезы и великолепно выполнил свою задачу, описав весь ужас, который испытал, когда услышал жуткие новости. Он помчался домой на электромобиле и обнаружил там полицию. Тело жены еще не унесли, и, увидев ее, он рухнул на пол, ему даже потребовалась помощь детектива. Позже мистера Даффи обследовал доктор и выписал лекарства.

«Какой лжец! — думал Тео. — Какой обманщик! Ты убил свою жену. Есть свидетель. У нас в офисе спрятаны твои перчатки».

Питер Даффи рассказывал о кошмаре, который пережил, когда звонил родным жены, своим родным, общим друзьям, планировал траурную церемонию и похороны, столь мучительные для него. Одиночество. Пустота, которая поселилась в доме, где убили его дорогую жену. Мысли о том, чтобы продать дом и уехать отсюда. Ежедневные поездки на кладбище.

Затем весь этот ужас, когда его заподозрили, оговорили, обвинили, арестовали и предали суду. Как его вообще могли заподозрить в убийстве женщины, которую он любил?

В конце концов Питер Даффи сорвался. Он изо всех сил старался вернуть самообладание, и вытирал глаза, и постоянно повторял: «Простите, простите». Это было очень трогательно, и Тео следил за лицами присяжных — полное сочувствие и доверие. Даффи плакал, чтобы спасти свою жизнь, и это работало.

Пока клиент Клиффорда Нэнса пытался взять себя в руки, тот решил, что пора остановиться, и объявил:

— У меня больше нет вопросов, ваша честь. Мы передаем право допроса свидетеля обвинению.

Мистер Джек Хоган тут же поднялся и спросил:

— Могу я предложить небольшой перерыв, ваша честь?

Перерыв позволил бы притормозить действия, отвлечь присяжных от эмоциональных показаний, которые они только что услышали. К тому же было чуть больше 15.30. Все нуждались в отдыхе.

— Пятнадцать минут, — произнес судья Гэнтри. — Потом мы начнем перекрестный допрос.

Пятнадцать минут растянулись до тридцати.

— Судья тянет время, — заметил Айк. — Вторая половина дня, пятница. Все устали. Он отправит присяжных домой и вернется в понедельник.

— Не знаю, — сказал Вудс Бун. — Возможно, он захочет выслушать прения сегодня.

Они собрались в коридоре у автоматов с безалкогольными напитками. Зрители, разбившись на маленькие группки, тоже ждали, поглядывая на часы на стене. Рядом с Бунами появился Омар Чипи, пожелавший что-то выпить. Он положил пару монет в автомат, выбрал напиток, посматривая на Тео и его родных, потом забрал банку.

Айк продолжал:

— Хоган его не тронет. Он чересчур хитер.

— Присяжные признают его невиновным в пределах часа, — выдвинул предположение Вудс.

— Его оправдают, — добавил Тео.

— Мне в самом деле пора возвращаться в офис, — сказал Вудс.

— И мне, — добавил Айк.

Вот так всегда. Типичное для Бунов поведение.

Ни один же из них не пошевелился, потому что оба хотели увидеть конец суда. Тео просто радовался, что отец и дядя не отходят друг от друга и даже разговаривают — большая редкость.

В коридоре началось какое-то движение, и толпа потянулась в зал суда. Несколько человек ушли во время перерыва. Как-никак надвигался вечер пятницы.

Когда все вошли, сели и установилась тишина, судья Гэнтри, заняв свое место, кивнул Джеку Хогану. Настало время для перекрестного допроса. Когда за трибуной стоял ответчик, а прокурор вел допрос с пристрастием, последствия порой бывали самые плачевные.

Джек Хоган подошел к трибуне и передал Питеру Даффи документ.

— Узнаете это, мистер Даффи? — поинтересовался Хоган с подозрением, которое сквозило буквально в каждом слоге.

Даффи не торопясь осмотрел бумаги с лицевой и обратной сторон. Там было несколько страниц.

— Да, — наконец произнес он.

— Пожалуйста, расскажите присяжным, что это.

— Это уведомление о лишении права выкупа закладной.

— На какое имущество?

— На торговый центр «Рикс-роуд».

— Здесь, в Страттенберге?

— Да.

— А торговый центр «Рикс-роуд» принадлежит вам?

— Да, нам с партнером.

— И банк направил вам уведомление о лишении права выкупа закладной в сентябре прошлого года, потому что вы задержали ежеквартальный платеж по ипотеке. Это правда?

— Так утверждали в банке.

— А вы с этим не согласны, мистер Даффи? Вы хотите сказать присяжным, что не просрочили ипотечный платеж за это имущество в сентябре прошлого года? — Джек Хоган помахал еще какими-то документами, когда задавал этот вопрос, как будто у него была масса доказательств.

Даффи замялся, потом изобразил улыбку:

— Да, мы задержали платежи.

— А какую сумму банк дал вам в кредит под этот объект?

— Двести тысяч долларов.

— Двести тысяч долларов… — повторил Хоган, глядя на юристов. Подойдя к столу, он положил одну стопку документов и взял другую. Расположившись за трибуной вновь, он сказал: — А теперь ответьте, мистер Даффи, вы владели товарным складом на Вулф-стрит в технопарке здесь, в Страттенберге?

— Да, сэр. У меня в этой сделке было два партнера.

— И вы продали склад, не так ли?

— Да, мы его продали.

— И сделка была заключена в прошлом сентябре, верно?

— Наверное, если вы так говорите. Уверен, что у вас есть все документы.

— В самом деле есть. И согласно моим документам, склад пытались продать более года, а назначенная цена равнялась шестистам тысячам долларов; ипотека, которую вы взяли под него в банке штата, составляла пятьсот пятьдесят тысяч, и вы с партнерами в конце концов продали его лишь за четыреста тысяч с небольшим. — Хоган размахивал бумагами, когда говорил. — Вы согласны, мистер Даффи?

— Это похоже на правду.

— Значит, вы потеряли кучу денег на этой сделке, верно, мистер Даффи?

— Это была не лучшая из моих сделок.

— Вы испытывали острую необходимость продать склад?

— Нет.

— Вам нужны были деньги, мистер Даффи?

Питер Даффи задергался и, казалось, почувствовал себя не в своей тарелке.