Онлайн книга «Обречен на победу»
|
– Стоп! – громко сказал Гуров. Игорь вскочил, замахал руками, экран погас. – И не то мы смотрим, и не так мы смотрим. Последнее касается вас, Анатолий Петрович. Кепко не ответил, лишь пожал плечами. – Игорь, покажите нам забег, когда Павел проиграл. Там он еще поднимает бутылку и опускает в урну. – Сейчас! – Белан побежал к механикам. – Давно работаете тренером? – Да уж дольше, чем вы живете, – огрызнулся Кепко. Его бесило, что милиция не оставляет Павла в покое. – А это хорошо или плохо? – Гуров на грубость не реагировал. – Не понял. – Ну, с годами не только накапливается опыт, но и усталость, и чувства притупляются. – Вы это к чему? – Кепко смотрел раздраженно. – К тому, что если быть до конца честным, то мы с вами слишком часто говорим: мол, работаем для блага людей, а работаем-то мы для себя. Ради сознания, что ты человек, ты нужен, тебя ценят… Мы очень себя любим. Вы сейчас переживаете не столько за Павла, сколько за себя. – А ты не молод, чтобы?.. – Нет, я в самый раз, – перебил Гуров. – Вы говорили о благодарности и о помощи. Так вы на экран смотрите и думайте, а не переживайте. Вам на Лозянко наплевать, он не те секунды показывал. Вашего Астахова чужой смертью хотели угробить, и убийца на свободе. – Я вас не понимаю, товарищ майор! – Кепко повысил голос. Лев Иванович Гуров, несмотря на свои бесконечные «будьте любезны» и «пожалуйста», мог и жестким оказаться. – Хотите понять, так слушайте, и не себя, а меня! Убийца на свободе, возможно, озлобится от неудачи еще больше, возьмет рогатку или кирпич, и Павел Астахов не побежит, он даже ходить перестанет. – Гуров смотрел тренеру в глаза, пока тот не отвернулся. Вернулся Белан, тихонечко сел рядом, зашептал: – Этот ролик у меня дома оказался, сейчас привезут. – Спасибо. Анатолий Петрович, сейчас вы сосредоточьтесь, и, как говорят киношники, мы отмотаем ленту назад. Вы встретились с Пашей Астаховым в одна тысяча девятьсот таком-то году. Я вас слушаю. Кепко взглянул на Гурова строго, оценивающе, покашлял, покрутился в кресле, сказал: – А ты ничего, ты мог бы даже тренером работать. Характер имеешь и удар держишь. Ну что Паша? И Анатолий Петрович начал рассказывать о Павле Астахове. Как старший инспектор и ожидал, ничего интересного для себя он не услышал. Секунды… Поражения… Победы… Травмы… Работа… Работа… В каждой профессии есть свои секреты, и не только секреты, но и приемы, техника. Гурова не интересовали объемы и тренировочные нагрузки, психологические стрессы, его пока не интересовал даже сам Астахов. Майору нужен был Анатолий Петрович Кепко, его настрой, душевное состояние, погружение в жизненный мир ученика. Тренера надо было превратить в Астахова, вспомнить его досконально, заставить жить его чувствами. Анатолий Петрович говорил и говорил; когда называл имя Краева, морщился, словно от зубной боли. – Павел Маевскую любит? – осторожно спросил Лева. – Нет, – ответил Кепко. – Он хочет жениться. Ему нужен сын. Паша полюбит позже, сейчас в нем места для любви нет. Любовь в человеке очень много места требует. – Кто был чемпионом области до Астахова? – Разные были, менялись. – Кепко пожал плечами. – Смирнов Володька… Усольцев… Калинин Саша год сверкал. Его даже в сборную приглашали. – А Лозянко? – Перестаньте. – Кепко улыбнулся. – Игорь четыреста и не бегал. Гуров старался подстроиться к тональности Кепко. – Паша быстро бежал вперед, кого-то обгонял, невольно вытеснял с дорожки, занимал чужое место. – Паша всегда занимал свое место. Если сейчас он уйдет, то останется пустое место. В команде-то кто-то будет… Только этот кто-то не займет место Астахова. Я понимаю ход ваших мыслей, вы на неверном пути, его не пытались выбить из обоймы, этого сделать нельзя, так как он не в обойме. Он сам по себе. Он Павел Астахов, и все! Непонятно? Ну вот был Валерий Борзов. Сейчас тоже выигрывают первенство страны, могут выиграть Европу, даже Олимпийские игры, дай им бог здоровья. Но никто не станет Валерием Борзовым, как и Виктором Санеевым, и Игорем Тер-Ованесяном. Личность такого калибра, когда она появляется, никому не мешает, ничьего места не занимает, она просто объективно существует. – Вот-вот, мы подплываем, – сказал Гуров и на удивленный взгляд Кепко пояснил: – Вы сказали очень точно: объективно существует. Объективно. Однако подавляющее большинство людей в своих суждениях и оценках субъективны, имеют иную точку зрения. Паровоз катится по рельсам, это его рельсы, и занимать их неразумно. Но если кто-то сунул на рельсы ногу, то останется без ноги. Паровоз прибудет на станцию назначения без опоздания. Конечно, можно сказать: мол, не лезь на чужие рельсы. Но ноги нет, и человеку больно. – Вы хотите сказать, что Паша кого-то переехал и не заметил? – спросил Кепко. Белан осторожно что-то писал, казалось, он даже не дышит. – Тут посложнее, – возразил Гуров. – Астахов никому не мешал ни объективно, ни даже субъективно. Некто, чья жизнь в спорте не сложилась по различным причинам, мог придумать, создать в свое оправдание сказочку, что был убит Астаховым. – Ну дорогой мой! – Кепко развел руками и повернулся к Игорю Белану, призывая в союзники. – Придумать кто угодно и что угодно способен! Это задание из категории: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. – Изволили сказать глупость, уважаемый Анатолий Петрович. – Гуров успел понять: спортсмены не обидчивы и ценят ясность. – Придумать такое способен не кто угодно. Вы подумайте, подумайте, кто из жителей вашего города способен винить Павла в своих неудачах? Я же не говорю: «Москва… Страна… Мир…» Городишко-то у вас, извините… Ну давайте, давайте! – Гуров изобразил раздражение. – А вы не кричите! – А вы мозгами шевелите! Вас легкоатлеты называют «отец родной»! – мгновенно сочинил Гуров. – А вы собственных детей не знаете! – Из-за Нинки тоже могло. – Не трогайте линию Маевской. Отложим. Павел Астахов не этим знаменит. – Игорь! Мы зарядили! Крутить? – крикнул киномеханик. – Минуточку! – ответил Гуров. – Астахов часто проигрывает? – За последние два года он проиграл один старт. Эстафету в Ленинграде. У него задняя поверхность бедра была потянута… – Астахова зрители любят? – перебил Гуров. – Когда выигрывает, любят. В Ленинграде и убить могли. – Кепко горько улыбнулся. – Злость, разочарование, болельщики жестоки, как дети. Так ведь не радовались же? – Надеюсь. |