Книга Пир во время чумы, страница 4 – Николай Леонов

Станислав схватился за грудь. От наглости друга у него перехватило дыхание.

– Наглец и хвастун! – после паузы выпалил он.

– Хочешь докажу? – улыбнулся Гуров.

– Пробуй, интересно послушать.

– Мария красива, умна, и у нее имелся выбор, примерно как в ГУМе. Согласен?

– Ну? Предположим… Изящная, хрупкая женщина. Да ты ее просто задавил, – не сдавался Станислав.

– Скажи ей об этом, схлопочешь по физиономии. – Гуров усмехнулся. – Полагаешь, что это я, покоритель секретарш и продавщиц, сумел задавить такую женщину, как Мария Строева? Даже не смешно. На каждой ступеньке нашего романа все решала только Мария. Я лишь держался. Достойно. И видит бог, сколько сил мне потребовалось. Скажу как другу – экзамены сдаю ежедневно, но стоит мне пару раз промазать – она уйдет.

– Черт побери! И ты считаешь такую жизнь нормальной? – вспылил Станислав.

– Временами. Но в принципе я живу той жизнью, какая у меня есть. Мария такая, какая есть, ей уже под сорок, смешно и глупо переделывать ее. К тому же она любит меня, а тебе известно, что жить со мной – без преувеличений каторга.

– Это точно. – Станислав припарковал машину у подъезда Гурова. – Каждый раз останавливаю и думаю: угонят…

– Не думай. – Гуров кивнул на двух парней, которые неподалеку торговали маслами, лаками и прочей дребеденью по уходу за машинами. – Я им выбил это место, а без их разрешения не тронут ни одну машину в округе.

– Ты обыкновенный мафиози.

– И ты данный факт установил на третьем десятке лет знакомства? Значит, ты не сыщик, а заурядный фраер.

Гуров открыл дверь подъезда, пропустил друга. Они вошли в лифт. На условный звонок Мария открыла почти мгновенно, чмокнула мужа в щеку.

– Привет, Стас! – сказала очень громко. – Проходите на кухню. – И убежала в спальню приводить себя в порядок.

Гуров начал накрывать на стол. Кухня была просторная – этакая кухня-столовая. Хозяин расставил тарелки, разложил приборы. Достал из холодильника сыр и колбасу, бутылку водки, показал на нее Стасу.

– По одной, чисто символически.

– Знаю я вашу символику, – со смехом произнесла Мария, появляясь в кухне.

На ней был джинсовый костюм, подчеркивавший тонкую талию и иные достоинства ее великолепной фигуры.

– Стасик, рада тебя видеть, пропал, словно избегаешь меня.

– Он тебя боится, – наябедничал Гуров.

– Здоровые инстинкты. – Мария нарезала сыр, разложила на тарелке. – Наливайте, чего тянете, и колитесь: куда и надолго ли?

– По России, на неделю-две, – ответил Гуров.

– Два важняка разом, по-моему, такого еще не бывало. – Мария пристально посмотрела на мужа. – Будете стрелять?

– Маша! – Гуров едва не пролил водку. – Мы никогда не стреляем, только отстреливаемся.

– Старова небось? Да что это я – все равно не скажете!

– По Старовой работают в Москве и Петербурге, а мы едем в глухомань, – сказал Гуров.

– Хороши наши правители, – усмехнулся Станислав. – О Президенте не говорю – с больного человека какой спрос? Но Премьер! Вчера по ящику на встрече с силовиками выдает: «Я требую покончить с преступностью и коррупцией. Сегодня, когда произошел такой обвал…» и так далее. Лев Иванович, вот ты нам скажи, когда произошел такой обвал?

– Когда?.. – Гуров потер переносицу. – Думаю, серьезно началось в день ввода наших танков в Грозный. Двигается по нарастающей – и конца не видно. Все у нас кончается, всего маловато, а патроны всегда в достатке.

– Лева, давно хочу спросить: как ты относишься к Березовскому? – рассеянно произнесла Мария, взяла рюмку. Встала, вдруг посерьезнев.

Сыщики тоже поднялись.

– Светлая ей память. Думаю, хорошая женщина была, – вздохнула Мария.

– Много хороших людей погибло в последнее время, – сказал Гуров. – Я не только об отце Мене, Диме Холодове, Листьеве, вот теперь о Галине Старовой… Каждый человек – целый мир. Нас держат за руки и плюются в лицо лозунгами. Все! Выпили и замолчали.

После долгой паузы Гуров вздохнул:

– Как я отношусь к Березовскому? Да никак. Какая у нас о нем информация? Очень умный, хитрый финансист и политик, следовательно, чистоплотен… по обстоятельствам. Когда нужно – совестливый, а потребуется – так безжалостный и коварный. Я бы с ним рюмку не поднял!

– Тебе и не грозит. – Мария попросила Гурова налить по второй, заметила протестующий жест Станислава, резко сказала: – У жен свои права. Думаешь, Стас, ждать тебя очень интересно? Я пью за ваших жен, мальчики, за женское терпение и умение прощать.

Мыли посуду, говорили о постороннем. Мария рассказала об очередной премьере в театре, скромно заметив, что, кроме дьявольски красивой примадонны, смотреть в ней нечего.

Стас осмелел и спросил:

– Мария, а тебе не противно, что сотни мужиков разглядывают тебя и, как это сказать, с совершенно определенными мыслями?

– Профессия, привыкла. – Она рассмеялась. – Признаюсь, Стас, недавно играла на подмену, подруга заболела. А эта героиня – дурнушка. Я выхожу, зал не реагирует, проходит несколько минут, играю во всю силу – тот же эффект. Переживания мои никого не интересуют. Цветов не дарят, взглядом мажут… Я ужасно расстроилась. Понимаю, что дура, а сделать ничего не могу.

– Из тебя можно сделать некрасивую женщину? – удивился Станислав.

– Запросто, даже без грима.

Мария, расставив вымытую посуду, повернулась, и Стас увидел другого человека. Актриса ничего не делала с лицом, но оно разительно изменилось – глаза потухли, стали маленькими, бесцветными, один глаз слезился, движения стали неловкими, угловатыми, грудь как бы исчезла, а живот выпятился. Тяжело задышав, она спросила:

– Так вы, значится, уматываете? Работа, работа, лапшу не вешайте, к девкам собрались, а признаться не могите.

– Хватит, верю, – ошарашенно произнес Станислав.

Мария на глазах изменилась, вздохнула:

– Гуров, ты что наденешь? Может, погладить надо? – спросила прежняя Мария, красавица-жена.

– Спасибо, Машенька, обойдусь.

– Вспомнил! – Станислав вдруг придвинул к себе телефон, набрал домашний номер. – Лютик, это я, будь другом, взгляни на мою парадную форму. Я завтра уезжаю. Ну, раз о форме говорю, значит, инспекционная проверка, и беречь мне следует только печень. Мария и Гуров тебя целуют, я буду скоро.

– Тебе тоже форму? – спросила мужа Мария.

– Мне, дорогая, все наоборот. Я сам выберу, – ответил Гуров и пошел провожать друга.

Остаток дня Мария и Гуров посвятили уборке квартиры. И не оттого, что она была грязной, а чтобы занять руки, не говорить о последнем убийстве, о политике, о том, что с каждым днем все труднее дотягивать от получки до получки – слава богу, в Москве ее платили.