Онлайн книга «Бык в загоне»
— Я — политический эмигрант. — Понятно, — Тахир поджал губы, брезгливо оглядывая тщедушную фигуру бродяги. — Ты что — сидел? Бич втянул голову в плечи, словно ожидая удара. — Так давно это было… — неуверенно произнес он, пряча руки за спину. — Я двадцать лет по зонам, по пересылкам, по тюрьмам… А потом по турпутевке приехал и сдался. И не жалею — цивилизованные люди, хоть и фашисты. А вы кто, дядя? — с опаской поинтересовался бич. — Не бойся, — успокоил его Тахир. — Мне надобно с тобой побазарить. — О тюрьме? — И о тюрьме тоже, — многозначительно произнес азербайджанец. — Пошли в машину, потолкуем… Разговор в роскошном кожаном салоне «БМВ» был недолгим, но очень насыщенным. Император, он же Пантелей Звездинский, как представился бродяга (паспорт у него никто не проверял, так что звучная эстрадная фамилия осталась на его совести), действительно сидел. — Пострадал я по политической, — честно признался он и без разрешения взял из тахировской пачки «Мальборо» сигарету. — Кури, кури, — приободрил его телохранитель, — а за что сидел-то? — Да я еще и на «малолетке» отмотал, — принялся хвастаться Звездинский. Тахир прищурился. — По политической? — Да. Мы с пацанами киоск газетный грабанули, — вздохнул Пантелей, лишили жителей нашего Советского района удовольствия прочесть материалы последнего Пленума партии… Нам товарищ судья так и сказала: «Политические вы диверсанты, вот кто!..» И мы загремели на три года. Тахир внимательно слушал собеседника, не перебивал. Разумеется, как человек неискушенный, телохранитель Самида не мог определить, что перед ним не просто пидар, а «петушиный» авторитет. Ни один уважающий себя настоящий авторитет никогда бы не стал носить такую вычурную и претенциозную кличку (хотя ее сам себе и не выбираешь). «Император», «Царь-Жопа», «Королева красоты», «Мисс зона» — такие клички давались только «петухам», и притом авторитетным в своей мерзкой среде. — Твоя кликуха — Император? Наверное, большим человеком был? Пантелей гордо выпятил грудь. — Это еще с «малолетки» пошло… Чистые берлинские мостовые, стекло и бетон торгового дома «Центрум», аккуратненькие автомобильчики — все это никак не гармонировало ни с рассказом, ни с обликом Императора. Звездинский вальяжно развалился на кожаном сиденье. — Да я, бля, такой шалман пас… — произнес он и сглотнул слюну. Тахир отпрянул. — Да ну? — Бывало, благодарность от главшпана получал… — От кого? — От главшпана. Ну, на «малолетке» это вроде как главный пахан. — И за что благодарность? — За то, что пас… Меня за это Императором и назвали. Я даже подарочки получал… На Восьмое марта. — Не понял? — удивился Тахир. — Ой, оговорился, — Пантелей стряхнул пепел. — Хотел сказать — на Двадцать третье февраля. Да чего — две недели разницы! А шалман у меня был одна другой краше! Не желая вдаваться в подробности хитрого слова «шалман», запутавшись вконец с хронологией и терминологией, Тахир спросил: — Наверное, у человека с таким богатым жизненным опытом много татуировок? — Да, бля, — с этими словами Пантелей рванул на себе рубаху. — Эрмитаж по сравнению с этим — фонарь голимый! Тахир уважительно посмотрел на грязную волосатую грудь «пахана». На животе Пантелея азербайджанец различил изображение голой женщины, изо рта и влагалища которой торчали концы скрученного полотенца с подписью: «Чистота — залог здоровья». Под левым соском красовался забавный чертик с длинным, словно из веревки свитым хвостом. Под правым: бубновый король с вензелями многочисленные завитушки, виньетки, едва ли не кружева. Такую татуировку обычно наносят только пидарам, или «козлинам», или «чувакам», или «петухам», и свидетельствует она о том незавидном положении, которое сексуальное меньшинство занимает в местах лишения свободы. — А у меня еще и на руке есть, — насладившись реакцией Тахира, продолжал Пантелей. — Да ну? И впрямь: на левой кисти Императора было наколото пять точек. — А что это означает? — осторожно поинтересовался мирзоевский телохранитель. — «Один в четырех стенах», наносится только уважаемым ворам, — соврал Пантелей без зазрения совести. Тахир не знал и не мог знать: такая татуировка, может наноситься каждому, побывавшему в местах лишения свободы. Да, Тахир о многом понятия не имел, но твердо знал одно: если сейчас он не приведет к патрону кольщика, то ничего хорошего от жизни ему ждать не придется. А потому теперь предстояло выяснить главное — сумеет ли Звездинский ублажить Самида. Слушая байки бича, Тахир все более верил в благоприятный исход. — Послушай, тут одного уважаемого человека надобно наколоть, — несмело начал Мирзоевский телохранитель. — Кого? — Да ты не знаешь… Послушай, Император, — в голосе Тахира прозвучали уважительные интонации, — помоги! Мой друг — человек очень богатый… Тебя не обидит. Глаза Императора загорелись алчным блеском. — Сто марок даст? — Тысячу даст, — заверил азербайджанец, — уваж, герр Звездинский, и он тебя не обидит… * * * Коля Крытый, прощаясь с Никитиным, напутствовал его: — Желаю удачно слетать в Берлин. Когда думаешь отправляться? — Сегодня в Москву, а там как только будет готова виза, — ответил Сергей. — За день до выезда в Германию позвони, я дам тебе несколько телефонов моих дружков, которые помогут тебе с транспортом и большой, — сказал Кроменский. — Хорошо, Коля, обязательно позвоню, — пообещал Сергей. — Ну что ж, как говорили в джунглях, — авторитет в широкой улыбке обнажил два ряда ровных зубов с металлическими коронками, — доброй охоты, Писарь. — Спасибо, — поблагодарил тот, пожимая на прощание твердую ладонь пахана. Аэропорт «Внуково» никогда не отличался особой чистотой и порядком. Толпы пассажиров с чемоданами, баулами, детьми отчаянно пытались прорваться на нужный им рейс. Но это была только часть людского потока, воспользовавшегося услугами Аэрофлота. Другая часть двигалась в обратном направлении, то есть пыталась благополучно покинуть негостеприимный, шумный и грязный аэропорт. И снова толпы пассажиров с чемоданами, баулами, детьми осаждали автобусы, чтобы доехать до ближайшего метро «Юго-Западная». Лишь немногие из них могли позволить себе выложить сумасшедшие деньги за такси, не обременяя себя случайными попутчиками. |