
Онлайн книга «Испытание огнем»
— Надолго я вырубился? — спросил Томас, стараясь загнать мысли о Терезе и сне — или же воспоминании? — в самый дальний и темный уголок мозга. Погоревать можно и после. Глянув на часы, Ньют сказал: — На пару часов. Народ как увидел, что ты спишь, сразу расслабился. И правильно, делать все равно больше нечего. Остается сидеть и ждать. Выхода мы не нашли. Сдерживая стон, Томас сел на кровати и прислонился спиной к стенке за изголовьем. — Пожрать есть чего? — Нет. Хотя какой смысл проделывать такие махинации? Дурить нас, перетаскивать с места на место, чтобы затем уморить голодом? Скоро что-то переменится. Помню, как первая партия наших прибыла в Глэйд. Я, Алби, Минхо, еще ребята… Изначальные глэйдеры. Последнюю фразу Ньют произнес далеко не без сарказма. Заинтригованный, Томас удивился себе: ведь он и не задумывался, какой была жизнь в Глэйде вначале. — И чем мы напоминаем первую группу? Ньют сосредоточенно уставился на кирпичную кладку за окном. — Мы проснулись посреди дня, лежа на земле у дверей Ящика. Память стерта. Правда, мы как-то быстро сошлись и перестали паниковать. Тридцать человек, напуганы, растеряны, и все без понятия, как очутились на ферме и что надо делать. Потом решили: раз мы в одной яме, то хорошо бы осмотреться. Вскоре мы обзавелись хозяйством, каждому нашлась работа. Головная боль постепенно уменьшилась, и Томас с интересом слушал, с чего начиналась община. Кусков головоломки, возвращенных Метаморфозой, было слишком мало, чтобы составить полную картину, сформировать устойчивые воспоминания. — Создатели все подготовили к вашему прибытию? Ну посевы там, стада? Не отрывая взгляда от кирпичей, Ньют кивнул. — Мы вкалывали, чтобы поддерживать хозяйство в порядке. День за днем, метод научного тыка себя оправдал. — Ну а… почему сейчас ты вспомнил первые дни? Наконец Ньют посмотрел на Томаса. — Тогда мы думали, что в происходящем есть смысл. Если нас хотели просто убить, зачем тогда заслали на поляну с домом, амбаром и скотиной? Выбора не оставалось, вот мы и принялись обживаться, исследовать местность. — Мы осмотрелись. Скотины нет, жратвы нет, и Лабиринта тоже. — Какая разница! Принцип один — мы здесь зачем-то. И нам предстоит выяснить зачем. — Если с голоду не передохнем. Ньют указал на уборную. — Вода есть, так что несколько дней протянем. Ждем перемен. В глубине души Томас был согласен с Ньютом, а спорил лишь затем, чтобы избавиться от сомнений. — Как насчет висельников? Вдруг те люди спасали нас по-настоящему? Их казнили, и мы теперь в жопе? Вдруг мы не оправдали оказанного доверия и остается подохнуть? Ньют громко рассмеялся. — Ты депрессующий кусок кланка! Если учесть магическим образом исчезнувшие трупы и кирпичные стены за окнами, это скорее похоже на Лабиринт. Вещи странные, необъяснимые… короче, тайна, покрытая мраком. Может, нам дали очередное задание, проверяют? Фиг проссышь. Однако шанс есть, как и в Лабиринте. Зуб даю. — Ну да, — согласился Томас, гадая, не рассказать ли о своем сне. В конце концов он решил приберечь исповедь на потом. — Надеюсь, ты прав. Пока не появятся гриверы, с нами ничего не случится. Не успел Томас договорить, как Ньют покачал головой. — Чувак, поаккуратней с желаниями. Вдруг чего пришлют? Перед мысленным взором Томаса встала Тереза, и всякое желание говорить улетучилось. — Кто теперь за шута? — через силу спросил он. — Хотя бы я, — ответил Ньют, поднимаясь на ноги. — Пойду прикольну кого-нибудь, пока не начался кипеж. Да и голоден я что-то. — Аккуратней с желаниями. — Заметано. Ньют ушел, и Томас принял лежачее положение, вгляделся в дно верхней койки. Стоило опустить веки, как в темноте разума всплыл образ Терезы. Томас резко открыл глаза. Если он хочет пройти Испытание, то лучше на время позабыть подругу. Голод. В желудке словно заперли зверя. Спустя три дня без еды зверюга уже рычал и скалил зубы, намереваясь тупыми когтями пробить себе дорогу наружу. Томас чувствовал его каждую секунду каждой минуты каждого часа. Он постоянно пил воду из-под крана в тщетных попытках унять животное. Казалось, питье, напротив, прибавляет врагу сил, делая Томаса все слабее. Другие, хоть и не жаловались, чувствовали то же. Они ходили кругами по комнате, опустив головы и приоткрыв рты, словно каждый шаг уничтожал тысячу калорий. Бесконечно облизывая губы, ребята держались за животы, как будто пытаясь унять рычащего зверя. Глэйдеры старались как можно меньше двигаться: ходили только в туалет да попить воды. Как и Томас, они лежали на кроватях, бледные, обессиленные; глаза у всех запали. Глэйдеров будто свалила гнойная болезнь, и, глядя на товарищей, Томас лишний раз убеждался в неотвратимости смерти. Голод служил лишним напоминанием, что нельзя о ней забывать. Вялый сон. Ванная. Вода. Доплестись до кровати. Вялый сон — уже без снов-воспоминаний. Порочный круг действий нарушался редкими мыслями о Терезе. Ее последние — грубые — речи пусть и немного, но смягчали перспективу смерти. После Лабиринта и гибели Чака Тереза была единственной соломинкой надежды, за которую хватался Томас. И вот ее не стало. Нет еды, и прошло три долгих дня… Остались голод, страдание. Томас перестал смотреть на часы — от этого время тянулось мучительней, а тело лишний раз вспоминало, как давно его не снабжали едой. В середине третьего дня из столовой донеслось гудение. Томас посмотрел на дверь. Надо встать, пойти и проверить… Разум погрузился в очередную туманную полудрему. Может, гудение послышалось? Нет, вот оно, раздалось вновь. Томас приказал себе встать, но сил не хватило и он вновь уснул. — Томас. Минхо. Его голос окреп, стал звонче. — Томас. Проснись, чувак. Очнувшись, Томас порадовался, что пережил еще одно погружение в сон. Перед глазами все плыло, и поначалу он не поверил в реальность увиденного: красное, круглое, в зеленых прожилках, блестит. Когда зрение окончательно прояснилось, Томас почувствовал, будто заглянул в рай. Яблоко. Всего в нескольких дюймах от носа. — Откуда… — Единственное слово забрало силы, и фразу Томас не закончил. — Просто ешь, — сказал Минхо и смачно захрустел фруктом. Собрав остатки сил, Томас приподнялся на локте, схватил яблоко и повалился обратно. Поднеся плод ко рту, слегка надкусил. О, этот сок, его вкус — само блаженство, великолепие! |