Книга Архив, страница 48 – Виктория Шваб

— Вылитая тетя Джоан в миниатюре. Иногда это даже пугает. Все, что нужно тете, — бутылка бренди и трость.

Я шагаю за ним в студию и останавливаюсь, глядя на полку с гостевыми книгами.

— Пожелай мне удачи, — просит он.

— Удачи тебе, — говорю я. И уже вслед добавляю: — Слушай, Уэс.

— Да! — оборачивается он.

— Спасибо тебе за помощь.

Он торжествующе улыбается:

— Видишь? С каждым разом это будет даваться тебе все легче.

Он уходит, оставив мне подсказку: Лукиан Никс. Как давно он здесь живет? Я открываю самую новую книгу и пролистываю раздел с записями о седьмом этаже.

7Е. Лукиан Никс.

Я открываю книжку постарше.

7Е. Лукиан Никс.

Следующую.

7Е. Лукиан Никс.

И во всех записях, даже в самой первой книге, которую вели в год открытия апартаментов. В 1950-м.

Он жил здесь все это время.

Я прижимаю ухо к двери, ведущей в квартиру под номером 7Е.

Мертвая тишина. Я стучусь. Никакой реакции. Я снова стучу и уже собираюсь снять кольцо, чтобы услышать признаки жизни в пустой квартире, как вдруг кто-то стучит в ответ. Затем за дверью слышится возня, приглушенные ругательства, и спустя несколько мгновений дверь распахивается, но упирается в металлический бортик инвалидной коляски. Снова ругательства, коляска откатывается назад, и дверь открывается нормально. Как и говорил Уэсли, в коляске сидит древний старик, седой как лунь. Его выцветшие глаза смотрят куда-то влево от меня. Углом рта он сжимает почти выкуренную сигарету и выпускает тоненькую струйку дыма. Вокруг шеи щегольски намотан шарф, и он перебирает шерстяную бахрому своими узловатыми старческими пальцами.

— На что уставилась? — спрашивает он. Вопрос застает меня врасплох — ведь он совершенно слеп. — Ты ничего не говоришь, значит, пялишься на меня.

— Мистер Никс? — спрашиваю я. — Меня зовут Маккензи Бишоп.

— Ты что, девушка по вызову? Я уже сказал Бетти, мне не нужны девушки, которым надо платить деньги за визит. Лучше пусть девушек вообще не будет, чем…

Я не вполне уверена, что правильно его поняла:

— Я никакая не…

— Было время, когда все, что мне требовалось, — просто улыбнуться.

Он улыбается, демонстрируя пару вставных зубов, не очень ровных.

— Сэр, я здесь не для того, чтобы заниматься чем-то подобным.

Он поворачивается на звук моего голоса и ерзает в кресле до тех пор, пока его лицо не поворачивается в мою сторону.

— Тогда для чего вы постучались в мою дверь, юная леди?

— Моя семья перестраивает кафе на первом этаже, и я просто хотела зайти и представиться.

Он указывает на свое кресло:

— Я не могу спуститься вниз. Мне приносят все сюда.

— Здесь ведь есть… лифт.

Он хрипло смеется:

— Я так давно живу. Мне не хочется сгинуть в одной из этих никчемных металлических коробок.

Кажется, он начинает мне нравиться. Старик тем временем дрожащей рукой вынимает изо рта окурок.

— Бишоп, Бишоп. Бетти принесла мне маффин, который лежал за дверью. Наверное, твоих рук дело.

— Да, сэр.

— Вообще я предпочитаю печенье. Я не говорю, что прочая выпечка уступает, просто больше люблю печенье. Что ж, вы, наверное, хотите войти.

Он откатывает коляску назад, на полметра в комнату, и она цепляется за край ковра.

— Чертова колымага, — рычит он.

— Может, помочь?

Он поднимает вверх руки:

— Я не совсем беспомощный. Хотя пара новых глаз не помешала бы. Бетти — мои глаза, а сегодня ее нет.

Интересно, когда эта Бетти вернется.

— Позвольте мне, — говорю я.

Я подкатываю кресло к столу.

— Мистер Никс, — начинаю я, присев рядом и отложив свою «Божественную комедию» в сторону.

— Без «мистер». Просто Никс.

— Ладно… Никс, надеюсь, вы сможете мне помочь. Я пытаюсь выяснить что-нибудь о тех… — Я пытаюсь придумать, как назвать это помягче, но не могу. — О тех смертях, которые произошли здесь очень давно.

— А для чего вы хотите об этом узнать? — спрашивает он. Не так напряженно, как Анджели, и не пытаясь изобразить равнодушие.

— Главным образом из любопытства, — объясняю я. — А еще и потому, что никто не хочет мне об этом рассказывать.

— Потому что почти никто об этом не знает. Странное это было дело.

— Почему?

— Во-первых, такое количество внезапных смертей подряд. Нам сказали, что все вышло случайно, но это выглядело очень подозрительно. В газетах о том не писали. Конечно, здесь ходили всякие слухи. Некоторое время казалось, что Коронадо уже не оправится. Никто не хотел сюда переезжать. — Я вспомнила длинную вереницу пустующих квартир в гостевой книге. — Все считали, что это место проклято.

— Но вы ведь не поддались.

— Почему вы так считаете?

— Вы же до сих пор здесь.

— Я могу быть упрям до безрассудства. Это совершенно не значит, что я знаю всю подноготную произошедшего. Может, цепочка случайностей, а может, и нет. Очень странно, насколько люди хотели скорее забыть о произошедшем.

Или этого хотели в Архиве.

— Началось все с той бедной девушки, — говорит Никс. — С Регины. Хорошенькая была девочка. Веселая и добрая. А потом пришел какой-то негодяй и убил ее. Как печально, что люди погибают такими молодыми!

Какой-то негодяй? Получается, он не знает, что это был Роберт?

— Убийцу поймали? — спрашиваю я.

Никс сокрушенно качает головой:

— Не удалось. Все считали, что это был ее бойфренд, но его так и не нашли.

Во мне бурлит ненависть, когда я вспоминаю Роберта, вытирающего окровавленные руки о рубаху, надевающего пальто Регины и бегущего прочь.

— У нее был брат, да? Что с ним потом случилось?

— Странный был парень. — Никс тянется к столу и водит по нему рукой, пытаясь нащупать коробку сигарет. Я достаю спички и даю ему прикурить. — Родители уехали вскоре после гибели Регины, а он остался. Не мог этого пережить. Наверное, винил себя.

— Бедный Оуэн, — шепчу я.

Никс хмурится и суживает свои слепые глаза.

— Откуда ты знаешь его имя?

— Вы сами мне сказали, — спокойно говорю я, забрав у него спички.

Никс растерянно моргает, потом выразительно постукивает себя по лбу: