Онлайн книга «Горячие деньги»
— О чем задумался? — прервал мои размышления голос Малкольма. — А дал бы ты мне взаймы полмиллиона фунтов или нет? — Нет. Я улыбнулся: — Вот об этом я и думал. — Я буду оплачивать проезд и счета в гостиницах. На другом конце стола пышная леди давала внимательному молодому человеку свой адрес. Подошла официантка и начала расставлять на белоснежной скатерти напитки и свежие бутерброды. Несколько мгновений я равнодушно разглядывал ее, потом перевел взгляд на Малкольма и в который раз за сегодняшний день удивился: на его лице отражались тревога и беспокойство! Я неожиданно разволновался. Я никогда не хотел ссориться с отцом, мне только хотелось, чтобы он взглянул на Мойру моими глазами и понял, что эта расчетливая дрянь охотится за его деньгами и пользуется тем, что дом опустел после смерти Куши, чтобы незаметно втереться к нему в доверие. Она постоянно крутилась под ногами со своим деланным сочувствием и попытками приготовить что-нибудь на ужин. Малкольм, почти беспомощный в своем искреннем горе, был ей признателен и за это. Наверное, он и сам не заметил, когда Мойра начала по-хозяйски брать его под руку на вечеринках и говорить «мы». Все три года молчаливого раздора я хотел помириться с отцом, но не мог заставить себя войти в его дом — я не вынес бы вида ухмыляющейся Мойры на месте Куши. Даже если бы Малкольм и позволил мне ступить на порог. Теперь, когда Мойра умерла, примирение вроде бы стало возможным. И похоже на то, что отец, оказывается, тоже хочет помириться. Мелькнула мимолетная мысль, что для него мир между нами — наверняка не самоцель, а лишь необходимый промежуточный этап для каких-то далеких планов, но для меня это не имело значения. — Хорошо, я согласен. Я смогу уделить тебе некоторое время. Он заметно успокоился. — Прекрасно! А теперь пойдем, я хочу купить лошадь. Малкольм поднялся, заметно приободрившийся, и полистал свой каталог: — Что ты посоветуешь? — Но для чего, скажи пожалуйста, тебе вдруг понадобилась лошадь? — Для скачек, конечно. — Но тебя же это никогда не интересовало… — У каждого может быть хобби, — отрезал он, хотя никогда в жизни у него не было никакого хобби. — И мое — скачки. — Чуть подумав, он добавил: — С этого дня, — и направился к двери. Услужливый молодой человек оторвался от любительницы собачек и стал приглашать Малкольма заходить еще, в любое время. Малкольм заверил его, что зайдет обязательно, потом развернулся и пошел к одной из стеклянных витрин. — Пока я тебя дожидался, я купил здесь кубок, — сообщил он мне через плечо. — Хочешь посмотреть? Почти такой, как вот этот, — он указал на кубок за стеклом. — Я отдал его граверу. Это была богато украшенная чаша изящной удлиненной формы, восемнадцати дюймов в высоту, и сделана она была из чистого серебра. — Зачем тебе это? — спросил я. — Не знаю. Еще не придумал. — А… а что за гравировка? — М-м… «Приз памяти Куши Пемброк». Неплохо звучит, правда? — Да, — ответил я. Отец бросил на меня косой взгляд: — Я знал, что тебе понравится, — и зашагал к двери. — Так, а теперь — лошадь. Как в старые добрые времена, думал я с полузабытым приятным ощущением в груди. Непредсказуемые поступки, которые могли оказаться тщательно продуманными, а могли — и нет; неудержимые желания, которые необходимо было немедленно удовлетворить… и время от времени, после всего этого, буйство страстей оказывалось забыто, как будто его никогда и не было. Приз памяти Куши Пемброк мог получить всемирную известность, а мог потускнеть и запылиться где-нибудь на чердаке: с Малкольмом ничего никогда нельзя было знать наверняка. Я называл его Малкольмом, как и все остальные дети. Он сам приучил нас к этому, и я вырос, уверенный, что все так и должно быть. У других мальчиков могли быть папы, а у меня был отец — Малкольм. Когда мы вышли из офиса «Эбури», он спросил: — Как это обычно делается? С чего надо начинать? — Э-э… Сегодня первый день элитного аукциона. — Да? — спросил он, когда я замялся, не зная, как продолжить. — Ну, так пойдем. — Я только подумал, что ты должен знать… самая низкая начальная цена сегодня — не меньше двадцати тысяч гиней. Он почти не удивился. — Начальная цена? За сколько же они тут их продают? — Некоторые лошади стоят больше сотни тысяч. Тебе очень повезет, если удастся купить сегодня первоклассного годовичка меньше чем за четверть миллиона. Сегодня — открытие самого дорогого аукциона в году. Непохоже, чтобы это замечание его отпугнуло. Малкольм только улыбнулся. — Что ж, пойдем. Пойдем поторгуемся. — В первую очередь нужно обращать внимание на родословную, — продолжил я, — потом осмотреть самого жеребенка, если он тебя заинтересует, и обратиться за помощью и советом к агентам по продаже… — Ян! — прервал меня Малкольм с наигранным сожалением. — Я совершенно ничего не смыслю в лошадях, знаю только, что у них должно быть четыре ноги. И я не доверяю агентам. Так что давай просто пойдем на торги. Для меня это звучало как бред сумасшедшего, но, в конце концов, это его деньги. Когда мы вошли в аукционный зал, торги были в самом разгаре. Малкольм спросил, где сидят самые богатые покупатели, те, которые ворочают настоящими деньгами. — Вон на тех креслах, в секторе слева от аукционистов, или здесь, возле входа, или там, дальше, по левую сторону… Он внимательно меня выслушал, затем направился к сектору, откуда были хорошо видны все те места, на которые я только что указал. Амфитеатр уже был заполнен больше чем на три четверти и вскоре будет набит битком, особенно когда пойдут самые классные лоты. — К вечеру цены наверняка взлетят еще выше, — сообщил я, поддразнивая Малкольма, но он сказал только: — Значит, придется подождать. Я продолжал: — Если ты купишь десяток годовичков, шесть из них подойдут для скачек, три, может быть, даже смогут выиграть забег, а по-настоящему хорошим окажется только один. И то, если тебе очень повезет. — Какой ты предусмотрительный, Ян. — Ты так же предусмотрителен в том, что касается золота. Малкольм глянул на меня из-под полуопущенных век. — Ты принимаешь решения быстро и по наитию, — сказал я. — Но умеешь затаиться и ждать подходящего случая. Он хмыкнул и сосредоточился на том, что происходило в аукционном зале, глядя в основном не на жеребят, а на покупателей в секторе напротив. Аукционисты в кабинке слева от нас работали слаженно, без лишней суеты. Микрофон постоянно переходил от одного к другому. Они выкрикивали поступающие заявки хорошо поставленными голосами, с профессиональным хладнокровием следя за ходом торгов. |