Онлайн книга «Дикие лошади»
— Да. — Он сказал, что ты уволен. Я промолчал. — Ад и пламя, Томас, представь же какие-нибудь оправдания! — Я вчера предупредил Говарда, чтобы он держал рот на замке, но теперь думаю, что к тому времени он уже разинул его. — Две недели назад он пытался уговорить боссов уволить тебя, если помнишь. Тогда я успокоил их. Но это!.. — У него тоже не было слов. Наконец-то я начал протестовать: — Мы укладываемся по времени. Мы не вылезаем из бюджета. Сама компания настаивала на изменениях в сценарии. Мы делаем хорошую денежную картину, и неправда, что у нас царят споры и разногласия, разве что с самим Говардом. — Что он говорит? — нетерпеливо спросил Нэш. — Я уволен. Нэш выхватил телефон из моей руки. — О'Хара? Это Нэш. Скажите нашим дубоголовым хозяевам, что я не говорил того, что приписывает мне «Барабанный бой». Ваш парень проводит отличную работу с этим фильмом, и если они выкинут его с должности, они действительно получат помойку вместо фильма и, более того, я больше не подпишу с ними ничего, пусть свистят, пока не лопнут. Ошеломленный, я вырвал у него телефон. — Нэш, вы не можете так поступить. О'Хара, не слушайте его. — Дайте мне его снова. Я передал телефон Нэшу, покачав головой. Нэш некоторое время слушал О'Хару, а потом сказал: — Вы сказали, чтобы я верил ему. Я верю. И картина идет хорошо. Теперь вы поверьте мне, поверьте моему чутью в этих вопросах. Он выслушал ответ, сказал «Хорошо» и нажал кнопку отключения. — О'Хара говорит, что перезвонит вам через пять часов, когда все это обсудят в Голливуде. Они намерены собраться за завтраком в девять по тамошнему времени, когда все шишки проснутся. О'Хара присоединится к совещанию по телефону. — Благодарю вас, — сказал я. Он коротко улыбнулся. — Моя репутация поставлена на карту, как и ваша. Я не хочу, чтобы мой «маяк» оказался вне фарватера. — Не окажется. — Плохие отзывы вызывают у меня несварение желудка. Мы вместе с терпеливо ожидавшими нас встречающими пересекли трек и поднялись в помещения, отведенные распорядителям. На всем пути головы резко поворачивались в нашу сторону, когда присутствующие один за другим осознавали, что видят Нэша. Мы просили не делать публичных объявлений о визите — кинокомпания была помешана на секретности, — так что только в высших эшелонах знали, чье прибытие ожидается. Я осознал, что счастлив оказаться неизвестной личностью. Они не стали задерживать ленч. Даже ради суперзвезд расписание скачек нельзя было изменить. Примерно двадцать распорядителей и их друзей поглощали свой ростбиф и подаваемый к нему йоркширский пудинг. Если не считать сверкания вилок, встреча была такой теплой и благоприятной, какой только могло пожелать самое напыщенное «я», а «я» Нэша, в чем я уже успел убедиться, было куда более простым и непритязательным, чем вроде бы полагалось при его высоком положении. Я трепетал перед ним до того, как встретился. Метафорически говоря, я приближался к нему на коленях, но обнаружил не темпераментного любителя безупречности, которого ожидал увидеть, судя по зловещим намекам, а именно того человека, каким я видел его много раз на экране, человека, который и в кино, и в жизни был наделен разумом, интеллигентностью и сильной волей. Я надеялся, что донкастерские распорядители, их жены и остальные гости не были страстными почитателями колонки «Жар со звезд» в «Барабанном бое», и с облегчением заметил, что две газеты, попавшиеся мне на глаза, оказались «Скаковой газетой» и «Дейли Кейбл» — обе лежали открытыми на странице с некрологом о Валентине. Нэш и я пожали изрядное количество рук и были усажены на почетные места, и пока Нэш просил потрясенную до немоты официантку принести минеральной воды, едва не доведя ее до обморока тем фактом, что на нее устремлены самые сексуальные глаза в киномире, я прочитал обе прощальные статьи про Валентина и нашел, что в них старику воздавалось должное. «Скаковая газета» отметила также, что кремация назначена на 11 часов утра в понедельник, а поминальная служба состоится позже. Если я действительно вылетел с работы, смутно подумал я, то смогу пойти на обе церемонии. К тому времени, когда подали кофе, над столом замелькали страницы «Барабанного боя», и немедленно кто-то стал выражать Нэшу сочувствие по поводу той каши, которую его режиссер делает из фильма. По мере осознания, кто я такой, что было заметно по шепоту вокруг стола, в мою сторону устремлялись неодобрительные взгляды. Нэш высказался непререкаемо, его уверенный голос легко заставил смолкнуть все остальные разговоры: — Никогда не верьте тому, что пишут в газетах. Мы в Ньюмаркете делаем превосходный фильм. Нас облил помоями ничтожный, дрянной человечишко. Я не говорил того, о чем сообщается в статье, и я полностью доверяю Томасу. Я обращусь с жалобой в газету и потребую, чтобы они напечатали опровержение. — Подайте на них в суд, — сказал кто-то. — Возможно, я так и сделаю. — А что касается вас, Томас, — сказал один из распорядителей, которого я знал лично, — вы должны непременно подать в суд. — Я не уверен, что могу это сделать, — ответил я. — Конечно, сможете! — Он ткнул в статью пальцем. — Это же невероятная клевета! — Трудно подать в суд на кого-либо за то, что он задает вопросы, — возразил я. — Что? — Эти клеветники пишут осторожно, в форме вопросов. Вопросы словно бы означают намерение внести определенность, а не испортить репутацию. — Я не могу в это поверить! Сидящий чуть дальше за столом тяжело кивнул. — Оскорбительные предположения, если они выражены в форме вопроса, могут быть, а могут и не быть расценены как клевета. Это неясно. Мой знакомый распорядитель негодующе сказал: — Но это несправедливо! — Таков закон. — Вы знали это? — спросил Нэш у меня. — М-м… — А Говард знал? — Тот, кто написал эту статью, определенно знал. — Дерьмо! — выразился Нэш, и никто не стал спорить. — Что действительно нужно Нэшу, — сказал я, — так это достоверные сведения касательно Линкольнского заезда. Все засмеялись и с облегчением вернулись к серьезным текущим делам. Я вполуха слушал вполне понятные мне разговоры и думал, что пять часов могут быть очень долгими и мучительными. А ведь прошло едва сорок минут. Мое сердце продолжало неистово колотиться от волнения. Быть может, вся моя жизнь в мире кино зависела от того, хорошо ли выспались этой ночью боссы, собирающиеся на совещание за завтраком. Субботнее утро. День для игры в гольф. Мною будут недовольны вдвойне. |