
Онлайн книга «Дикие лошади»
![]() Доротея посмотрела на него, побелела и не сказала ничего. — Мне так жаль… — беспомощно сказал я. Я думал о невероятном потрясении, охватившем Пола, когда он вошел в дом Доротеи и увидел «Армадилло», лежащий на кухонном столе. Когда он увидел, что я сижу там живой. Он выскочил из дома и умчался прочь, и теперь бесполезно предполагать, что, если бы мы остановили его, если бы мы усадили его и заставили говорить, он мог бы остаться в живых. Я подумал, что Пол стал опасен для своего сообщника, он был готов сломаться, был готов сознаться. У самоуверенного, напыщенного, неприятного Пола сдали нервы, и это стоило ему жизни. Мой водитель, рядом с которым на переднем сиденье устроился «черный пояс», доставил меня в Оксфордшир, время от времени сверяясь с моими письменными указаниями. Я сидел сзади, вновь разглядывая фотографию «банды» и вспоминая то, что говорили о ней Люси и Доротея. «Они такие молодые». Молодые. Джексон Уэллс, Ридли Уэллс, Пол Паннир на этой фотографии были, по крайней мере, на двадцать шесть лет моложе, чем эти же люди, встреченные мною в жизни. Соня умерла двадцать шесть лет назад, а на этой фотографии она была юной и прелестной. Скажем, снимок был сделан двадцать семь лет назад — тогда Джексону Уэллсу на нем около двадцати трех, а все остальные были еще моложе. Восемнадцать, девятнадцать, двадцать, но не более. Соня умерла в двадцать один год. Мне было четыре года, когда она умерла, я не слышал тогда о ней, и я вернулся сюда в тридцать лет и захотел узнать, почему она умерла, и сказал, что могу попытаться. И, сказав это, я запустил цепную реакцию, которая привела Доротею в больницу, Пола в могилу, а мне принесла нож в ребро… и все, что еще могло случиться. Я не знал, что в этой бутылке есть джинн, но если джинна выпустили наружу, его уже нельзя загнать обратно. Мой водитель отыскал ферму «Бой-ива» и доставил меня к двери Джексона Уэллса. На звонок в дверь снова открыла Люси, и ее синие глаза расширились от изумления. — Я сказала, — промолвила она, — что вы не рассердитесь, если я вернусь домой на денек, ведь так? Вы приехали, чтобы притащить меня обратно за хвостик? — Нет, — улыбнулся я. — На самом деле я хотел поговорить с твоим отцом. — Ой, конечно. Проходите. Я покачал головой. — Я хотел бы, чтобы он вышел сюда. — О! Ну хорошо, я спрошу его. Слегка сбитая с толку, она скрылась в доме и вскоре вернулась вместе со своим белокурым, сутулым, продубленным солнцем и ветрами, рассудительным родителем — словом, таким же, каким я увидел его здесь неделю назад. — Входите, — сказал он, делая широкий гостеприимный жест. — Пойдемте погуляем. Он пожал плечами. — Если вам так хочется. Он вышел из дома, а Люси, не знавшая, что и подумать, осталась стоять на пороге. Джексон окинул взглядом двух молодых людей, сидящих в моей машине, и спросил: — Друзья? — Шофер и телохранитель, — ответил я. — Кинокомпания настояла. — О… Мы пересекли двор и дошли до ворот высотой в пять перекладин, которые неделю назад подпирал глухой Уэллс-старший. — Люси проделала хорошую работу, — произнес я. — Она рассказала вам? — Ей нравится беседовать с Нэшем Рурком. — Они подружились, — согласился я. — Я велел ей быть осторожнее. Я улыбнулся. — Вы хорошо научили ее. — И подумал: «Слишком хорошо». Потом спросил: — Она упоминала о фотографии? Он посмотрел на меня так, словно не знал, что ему ответить: «да» или «нет», но наконец сказал: — О какой фотографии? — Об этой. — Я достал ее из кармана и протянул ему. Он коротко взглянул на лицевую сторону, потом на обратную и без выражения посмотрел мне в глаза. — Люси говорит, что надпись на обратной стороне сделана вашей рукой, — заметил я, забирая из его рук снимок. — Что из этого? — Я не полицейский, — сказал я, — и не привез с собой орудия пыток. Он засмеялся, но общая осторожность, проявлявшаяся в нем на прошлой неделе, перешла во вполне определенную подозрительность. — На прошлой неделе, — напомнил я, — вы сказали мне, что никто не знает, почему умерла Соня. — Это так. — Его синие глаза, как обычно, лучились невинностью. Я покачал головой. — Все, кто на этом фото, — произнес я, — знают, почему умерла Соня. Он застыл в неподвижности, но потом выдавил улыбку и придал лицу насмешливое выражение. — Соня есть на этом фото. Ваши слова — бессмыслица. — Соня знала, — возразил я. — Вы хотите сказать, что она убила себя? — Судя по его виду, он почти надеялся, что я именно так и думаю. — На самом деле нет. Она не намеревалась умирать. Никто не намеревался убить ее. Она умерла случайно. — Вы не знаете об этом абсолютно ничего. Я знал об этом слишком много. Я не хотел причинять никому вреда и не хотел, чтобы меня убили, но смерть Пола Паннира нельзя было просто проигнорировать, и пока убийца гуляет на свободе, я вынужден буду носить дельта-гипс. — Вы все выглядите на этой фотографии такими молодыми, — сказал я. — Золотая девочка, золотые мальчики, все улыбаются, у всех впереди светлая жизнь. Вы все тогда были детьми, как вы говорили мне. Вы все играли в жизнь, все было игрой. — Я назвал по именам легкомысленную «банду» на снимке. — Это вы и Соня и ваш младший брат Ридли. Это Пол Паннир, племянник кузнеца. Это Родди Висборо, сын сестры Сони, то есть Соня была его тетей. А это ваш жокей П. Фальмут, известный под кличкой Свин. — Я сделал паузу. — Вы были самым старшим — вам двадцать два или двадцать три года. Ридли, Полу, Родди и Свину было восемнадцать, девятнадцать или двадцать лет, когда умерла Соня, а ей был только двадцать один год. Джексон Уэллс спросил без выражения: — Откуда вы узнали? — Из сообщений газет. И из простых расчетов. Это почти не имеет значения. А имеет значение только то, что все вы были еще юны… и вам, как многим людям в ваши годы, казалось, что юность вечна, что осторожность — это для стариков, а ответственность — глупое слово. Вы поехали в Йорк, а остальные затеяли игру… И я думаю, что вся «банда», исключая вас, была там, когда Соня умерла. — Нет, — резко сказал он. — «Банда» тут ни при чем. Вы имеете в виду, что затевалось насилие? Этого не было. — Я знаю. Вскрытие показало, что в половые сношения перед смертью она не вступала. Все газеты указывали на это. — И что же? Я осторожно произнес: |