Онлайн книга «Миллионы Стрэттон-Парка»
По его словам, планы были на трех больших листах с синими линиями на бледно-серой бумаге, но из-за того, что копировальная машина меньше по размеру, они получились как будто сжатыми и с черными линиями. На одном листе был план первого этажа. Другой представлял собой вертикальную проекцию всех четырех сторон. Третий походил на беспорядочное переплетение тоненьких, как нитки, линий, образующих трехмерный план здания. – Что это еще такое? – удивился Роджер, а я, нахмурившись, склонился над этим листом. – В жизни не видел ничего подобного. – Это аксиометрический чертеж. – Чего-чего? – Аксиометрическая проекция – план здания в трех измерениях, что намного проще, чем мучиться с подлинными перспективами. Вы поворачиваете план под любым углом и продолжаете вертикали дальше… Простите, что забиваю вам голову, – извинился я. – Вы сами напросились. Роджеру легче было разобраться с проекциями. – Батюшки, – сказал он, – так ведь это какой-то стеклянный параллелепипед. – Не так-то плохо, совсем даже неплохо. Незаконченно, но неплохо. – Ли! – Извините, – сказал я. – Как бы там ни было, я бы не стал его строить в Стрэттон-Парке, а возможно, и вообще в Англии. Эта штуковина просится в тропики, где необходимо мощное кондиционирование воздуха. Но в здешней местности здание не обещает быть ультракомфортабельным. – Это уже лучше, – с облегчением промолвил Роджер. Я посмотрел на правый верхний угол каждого из листов. На всех трех была простая надпись «Трибуны клуба», «Уилсон Ярроу, ДАА». Единоличное авторство. Никаких партнеров, никакой фирмы. – Лучшие трибуны ипподрома построены в Арлингтон-Парке под Чикаго. – А я считал, что вы не увлекаетесь скачками, – заметил Роджер. – А я там и не был. Просто видел планы и снимки. Он рассмеялся. – А мы не можем завести себе такие же? – Вы можете воспользоваться их идеей. – Хорошо бы, – проговорил он, снова сбивая копии в аккуратную пачку. – Подождите, пока я суну их в сейф. Он ненадолго вышел, вернувшись, сел за руль, и мы направились к его дому, всего в полумиле от конторы. Там мы не нашли ни души: ни детей, ни жены. Они оказались в автобусе. Ребята пригласили миссис Гарднер на чай (сандвичи с тунцом, хрустящий картофель и шоколадные вафли), и теперь все сидели, уставившись в телевизор, где показывали футбол. Когда Гарднеры ушли, Кристофер высказал ей самую высокую похвалу: «Она понимает даже, что такое офсайд». Футбольная передача продолжалась. Я востребовал свою койку, сместив с нее одного-двух зрителей, и лег на живот, пытаясь смотреть передачу. После последних кадров (повтора всех забитых на той неделе голов) Кристофер приготовил всем ужин – консервированные спагетти на тостах. Затем мальчики выбрали видеокассету из полудюжины фильмов, которые я взял напрокат во время последней охоты за развалинами, и стали смотреть кино. Я лежал, чувствуя крайнее измождение после этого необыкновенно длинного Дня, и где-то к середине фильма благостно заснул. Я проснулся в три часа ночи, все еще лежа плашмя, так и не раздевшись. Автобус стоял, погрузившись в темноту и абсолютную тишину, все мальчики посапывали на своих полках. Я обратил внимание, что они не стали меня будить, а просто прикрыли одеялом. На столе в изголовье моей койки стоял полный стакан воды. Я посмотрел на него с благодарностью и приятным изумлением, и в горле у меня встал комок. Накануне вечером, когда я поставил там стакан, Тоби, для которого после взрыва все, выходящее за рамки заведенного порядка или привычных действий, вызывало трепетное беспокойство, спросил, зачем я это делаю. – В больнице, – объяснил я ему, – мне дали таблетки, чтобы я выпил, если проснусь среди ночи и заболят порезы. – А. А где таблетки? – У меня под подушкой. Они кивнули, приняв информацию к сведению. Я скоро проснулся и выпил таблетки, о чем они поговорили между собой утром. Так вот, в эту ночь стакан снова появился на том же месте, чтобы я мог попить, и его поставили туда мои сыновья. Я выпил таблетки и, лежа в темноте, чувствовал себя одновременно и отвратительно больным, и замечательно счастливым. Утром, которое выдалось великолепным, мальчики открыли все окошки навстречу свежему воздуху, и я раздал им пасхальные подарки, которые Аманда спрятала в сундучок под моей койкой. Каждый мальчик получил шоколадное пасхальное яйцо, книжку в мягкой обложке и маленькую ручную компьютерную игру. – Она хочет поговорить с тобой, папа, – сказал Элан и подал мне телефон, и я сказал ей «Хай», «Счастливой Пасхи» и «Как там Джеми?». – С ним все в порядке. Ты хорошо кормишь детей? Ли, сандвичей и консервированных спагетти недостаточно. Я спрашивала Кристофера… он говорит, ты вчера не покупал фрукты. – Они ели бананы и корнфлекс сегодня на завтрак. – Нужны фрукты и свежие овощи, – сказала она. – О'кей. – А можете вы продлить ваше путешествие еще и в среду и в четверг? – Как скажешь. – Да. И сдай их одежду в стирку, хорошо? – Обязательно. – Не нашел еще подходящей развалины? – Ищу. – Мы проедаем сбережения, – напомнила она мне. – Да, знаю. Мальчикам нужны новые кроссовки. – Можешь купить их. – Ладно. Разговор, как обычно, ограничился преимущественно заботой о детях. Собравшись с силами, я сказал: – Как прошел вечер у сестры, весело было? – Чего? – В ее голосе послышалась недоверчивость пополам с настороженностью, потом она произнесла: – Чудно, прекрасно. Она шлет тебе привет. – Спасибо. – Береги детей, Ли. – Да, – сказал я, потом «Счастливой Пасхи» и «До свидания, Аманда». – Она попросила позвонить ей завтра вечером, – сообщил мне Кристофер. – Она думает о вас. Она хочет, чтобы мы день-два еще поохотились за развалинами. Удивительное дело, ни один не возражал. Конечно же, все сидели, уткнувшись в свои попискивающие и поблескивающие огоньками игры. В дверь громко постучали, и тут же в автобус просунулась голова Роджера. – Ваш приятель Генри, – сказал он мне, – приехал сам на машине с низкой платформой, а с ним шесть огромных грузовиков с большим шатром, и он не хочет ничего разгружать, пока не поговорит с вами. – Большой шатер Генри! – задохнулся от восторга Кристофер. – Тот, который у нас был над пабом, пока ты не построил наш дом? |