Книга Перекрестный галоп, страница 14 – Дик Фрэнсис

Часов в десять народ начал расходиться, и я спросил разрешения проводить ее до дома.

— С чего ты взял, что я сюда пешком пришла? — спросила она.

— Слишком уж промокла. Не похоже, что бежала от машины до двери.

— Тоже мне, умник нашелся! — рассмеялась она. — Ладно, так и быть. Но только проводить, и только до дома. Никаких бонусов.

— Ни разу прежде не слышал, что это называют бонусом, — рассмеялся я. — Неудивительно, что все банкиры так цепляются за эти самые бонусы.

Она тоже засмеялась, и мы вместе вышли из бара, но руки она засунула глубоко в карманы плаща, так что у меня не было ни малейшего шанса словно ненароком взять ее за руку.

Какая-то часть меня отчаянно истосковалась по женщине, хотя бы просто по сексу.

Секс был очень давно. Прошло с полгода, а то и больше с того момента, как я уговорил одну девушку лечь со мной в постель. Рассказывал ей о своих героических сражениях с таинственным врагом, разные истории о том, что мужчина должен оставаться мужчиной, плел что-то на тему того, что тестостерон исходит из каждой поры моего тела, что я могу удовлетворить за ночь десять девственниц, если не больше. В этих играх я был хорош, но с тех пор многое изменилось, возможности мои в этом плане были ограничены, если вообще от них что-то осталось.

Шесть месяцев — это долгое время, и подобие удовлетворения доводилось испытывать, только когда медсестра задевала губкой мои гениталии и смущенно заливалась при этом краской.

Мне чертовски хотелось «получить бонус» с Изабеллой, пусть даже сейчас и прямо здесь, на улице, под проливным дождем. Но шансов не было практически никаких, даже когда она вдруг резко остановилась.

— Что за звук? — спросила она.

— Какой еще звук? — Я остановился рядом с ней и поежился от дурного предчувствия.

— Ну, какое-то бряканье или звяканье. — Она прислушалась. — Странно. Теперь прекратилось.

Она двинулась дальше, я — следом.

— Ну вот, опять! — воскликнула она. — Он идет от тебя во время ходьбы.

— Да ничего подобного, — тихо ответил я. — Я ведь в сапогах.

Она явно смутилась. На мне действительно были высокие резиновые сапоги. И они никак не могли производить шума, уж тем более — звяканья.

— Нет, погоди-ка, — сказала она. — Это какой-то металлический звук. А на тебе резиновые сапоги. Тогда как же это получается?

— Да брось ты, проехали, — резко произнес я, вконец смущенный и рассерженный. Причем я больше сердился на себя, чем на нее, за то, что не решился сказать правду.

Но она не унималась.

— Да ладно тебе! — Теперь она снова смеялась. — Ну, говори, что там у тебя? Какая-то игрушка, да? С целью заманить девушку в свои сети? — Она танцующим шагом отошла в сторонку и, смеясь, стала смотреть вниз, выискивая источник странного звука.

Выбора не было.

— У меня протез, — тихо произнес я.

— Что? — Она, похоже, не расслышала и продолжала приплясывать, играя глазами и смеясь.

— Искусственная нога, — сказал я уже громче.

Она резко остановилась.

— У меня только одна нога.

Она стояла неподвижно, глядя прямо мне в глаза.

— О, Том!.. Прости, пожалуйста. — На секунду показалось, что она плачет, но, должно быть, по щекам ее катились капли воды. — О господи! Прости, не сердись.

— Да все в порядке, — грубо буркнул я в ответ.

На самом деле все было далеко не в порядке.

Изабелла стояла и все больше намокала под дождем, хотя казалось, больше промокнуть уже невозможно, пока я рассказывал ей все, что помнил, о том, когда мне оторвало ногу при взрыве, ну и всю последующую историю мытарств по госпиталям.

Она слушала все это с ужасом, затем — сочувственно.

Ей хотелось как-то утешить меня. Но я это презирал. Не хотел, чтоб меня жалели.

И тут вдруг я понял, почему именно вернулся в Лэмбурн, к себе домой. Видимо, подсознательно понимал, что мать не станет сюсюкать надо мной, утешать и обнимать, знала, как я ненавижу все это. Она никогда не стала бы подбадривать меня, проявлять жалость. И никогда бы не стала выражать сочувствие по поводу этого несчастья. Я предпочитал подход Каури: «Живи сам, как хочешь, и дай жить другим».

С горем, если горем можно считать потерю ноги, а как следствие — и карьеры, легче справляться в одиночку.

— Пожалуйста, только не надо меня жалеть, — сказал я.

Изабелла умолкла на полуслове.

— Я и не жалела, — пробормотала она.

— Ну, мне так показалось.

— А ты, получается, трус, — сказала она. — Я всего лишь хотела помочь.

— Не надо мне никакой помощи! — грубо огрызнулся я. — Прекрасно обойдусь и без нее.

— Ладно. — Была заметно, что она обиделась. — Раз уж ты так настроен, лучше нам распрощаться. Доброй ночи.

И с этими словами она развернулась и зашагала прочь, оставив меня одного под дождем, растерянного и смущенного, не знающего, то ли радоваться, то ли горевать, сердиться или сохранять олимпийское спокойствие.

Мне хотелось только одного: бежать куда подальше сломя голову — но даже на это я не был способен — под противный металлический лязг протеза.

* * *

В понедельник утром я отправился в Элдершот забрать свою машину и другие вещи, сданные на хранение.

Изабелла поехала со мной.

Если быть точнее — я поехал с ней.

Она гнала свой «Фольксваген Гольф» в манере, присущей гонщику на мировом чемпионате по ралли.

— Ты всегда так водишь? — осведомился я после того, как мы едва увернулись от столкновения с несущимся навстречу грузовиком.

— Только когда меня не жалеют, — ответила она и окинула меня слишком долгим и пристальным взглядом.

— Лучше на дорогу смотри, — сказал я.

Она не обратила внимания на эти мои слова.

— Прошу тебя, Изабелла, — начал я. — Как-то не хочется погибать в аварии по вине дамочки, гоняющей как сумасшедшая по дорогам, после того, как выжил при взрыве мины.

А до этого она позвонила мне домой. Очень рано. Я все еще был в постели.

— Тебе звонила эта женщина, Уоррен, — сказала мать за завтраком, с особым отвращением произнося имя моей знакомой.

— Женщина Уоррен?

— Ну, она ведь замужем за Джексоном Уорреном.

Я все равно ничего не понимал.

— Кто такой Джексон Уоррен?

— Тебе следовало бы знать, — ответила она. — Живет в Холл. [4] Семья заработала горы денег в колониях. — Звучало все это как-то очень старомодно. — Женился на этой девчонке, когда старая жена умерла. Она лет на тридцать моложе его, это как минимум. Она и звонила. Наглая потаскушка.