Книга Перекрестный галоп, страница 36 – Дик Фрэнсис

— Я вас не знаю, — повторил он, когда все зубы оказались во рту.

Я огляделся. В комнате было еще шесть человек, и все, кроме одного, спали. Старик с открытыми глазами смотрел в окно, в сад, и не обращал на нас ни малейшего внимания.

— Мистер Саттон, — я заглянул ему прямо в глаза. — Я пришел спросить вас о человеке по имени Родерик Уорд.

Я не знал, какой реакции ожидать. И думал, что, возможно, старина Саттон не помнит, что ел вчера на обед, уже не говоря о том, что произошло год тому назад.

Однако я заблуждался.

Он все прекрасно помнил. Это читалось в его глазах.

— Родерик Уорд, этот жалкий воришка и грязный ублюдок, — произнес он это тихо, но вполне отчетливо. — С радостью бы свернул ему шею. — И он протянул ко мне обе руки, точно собирался вцепиться мне в горло.

— Родерик Уорд уже мертв, — сказал я.

Руки старины Саттона безвольно опустились на колени.

— Вот и славно, — произнес он. — Кто его убил?

— Погиб в автокатастрофе, — ответил я.

— Слишком легкая для него смерть, — с ненавистью заметил Саттон. — Я бы убивал его медленно.

Мне показалось это странным.

— А что он вам, собственно, сделал? — спросил я. Очевидно, за столь пылкой ненавистью стояло нечто большее, чем выбитое кирпичом стекло в окне.

— Он украл все мои сбережения, — сказал старик.

— Каким образом?

— С помощью придуманной им хитроумной схемы, — ответил Саттон. Потом покачал головой. — И я, старый дурак, купился. Не надо было его слушать.

— Так он украл ваши сбережения не в прямом смысле слова?

— Какая разница, — устало произнес Саттон. — Сын мой страшно обозлился. Говорил, что я промотал все его наследство.

Видно, этот Саттон-младший большим тактом не отличается, подумал я.

— Так в чем же состояла эта хитроумная схема Родерика Уорда? — спросил я.

Какое-то время он сидел молча, глядя на меня и словно прикидывая, стоит ли говорить всю правду. А может, просто пытался вспомнить.

Потом снова вынул вставную челюсть и стал ее разглядывать. Я не был уверен, что он понял мой вопрос, но через некоторое время он вернул искусственные зубы на место и начал свой рассказ:

— Я заложил дом, а полученные деньги инвестировал в какой-то крутой фонд, благодаря которому, как уверял меня Уорд, я разбогатею. — Он вздохнул. — А потом этот самый фонд лопнул, и я не получил ни гроша и остался на руках с закладной.

Теперь я понял, почему сержант-детектив Фред впал в такую ярость.

— Что за фонд это был? — спросил я.

— Не помню, — ответил он. Возможно, просто не хотел вспоминать.

— А с чего это вдруг Уорду понадобилось швырять кирпич вам в окно?

Старик улыбнулся:

— Да я насолил ему. Так, самую малость.

— Что? — удивленно воскликнул я. — Каким образом?

— Он пришел сказать, что я потерял все деньги. Я сказал, что надо что-то делать, как-то спасать ситуацию, но он сидел и с наплевательским видом твердил, что я должен понять одно: инвестиции могут расти, а могут и обрушиться, разом, как в этом случае. — Он снова улыбнулся. — Ну и тогда я просто вылил горячий чай из чайника ему на колени. — Он захохотал, вставная челюсть едва не выпала изо рта. Толчком большого пальца он вернул ее на место. — Видели бы вы, как он подпрыгнул! Недаром говорят: как ошпаренный. Едва штаны не сорвал. Обвинил меня в том, что я обварил ему яйца. Надо было оторвать их этому негодяю!

— И тогда он пошел и запустил кирпичом вам в окно?

— Да, когда уходил, но сын застукал его и арестовал. — Смех прекратился. — Ну и тогда мне пришлось рассказать Фреду об этой истории с деньгами.

Итак, он потерял деньги примерно год назад. До того, как та же судьба постигла мою мать.

— Скажите, мистер Саттон, — начал я, — вы хоть что-нибудь помните об этом лопнувшем инвестиционном фонде?

Он покачал головой.

— Это был оффшорный фонд?

Он недоуменно уставился на меня. Очевидно, что термин «оффшорный» был ему незнаком.

— Да я в этом не разбираюсь, — ответил он. — Не понимаю ни черта.

— Ну а слово «Гибралтар» там не звучало? — не унимался я.

Он снова покачал головой.

— Не помню. — В уголке рта снова показалась слюна, глаза увлажнились.

Я понял — мне пора уходить.

* * *

Субботнее утро выдалось морозным и ясным, зимнее солнце вовсю старалось оттаять заледеневшую землю. По радио на кухне сообщили, что в девять часов состоится повторная инспекция беговых дорожек на ипподроме в Ньюбери, это она уже будет решать, можно ли проводить скачки. Очевидно, места старта и приземления после взятия препятствий прикрыли чем-то на ночь, и организаторы скачек надеялись, что соревнования все же состоятся.

Я же тем временем скрещивал пальцы в надежде, что их отменят.

В пятницу днем я провел более часа в комнате для скачечного инвентаря, трудясь над уздечкой Сайентифика — так, чтобы она порвались во время скачек. Мать показала мне одну, для которой подходил австралийский нахрапник, и я расстроился — уж больно новенькая она была, прямо с иголочки. Недаром мать всегда твердила о том, что лошади с конюшен Каури не выйдут на скачки в чем попало.

Поначалу задача казалась мне несложной — всего-то и надо несколько раз перегнуть в разные стороны кожаный ремешок внутри защитного резинового рукава, и тогда полоска эта порвется, и поводья будут держаться только на резине. Ну а потом и она тоже лопнет, стоит только жокею в пылу скачки сильно натянуть поводья.

Но все оказалось далеко не так просто, как я представлял. Слишком уж новенькой была уздечка. Из гибкой и крепкой кожи.

Я осмотрел то место, где поводья соединялись с металлическими кольцами по обе стороны от мундштука. Кожа была прошита толстыми нитками в несколько строчек. Я изо всей силы дергал их, но отделить не удалось ни на йоту. А что, если перерезать эти толстые нитки? Но чем? И потом, сразу будет видно. Ведь Джек первым делом должен убедиться перед скачками, что все держится надежно.

На полке стояли четыре зеленые коробки — аптечки неотложной помощи, — и я открыл одну в поисках ножниц. Но нашел кое-что получше. В прозрачном пластиковом футляре хранился медицинский скальпель.

И вот я начал аккуратно перерезать стежки из толстых ниток по правую сторону уздечки — эта сторона находится дальше других от конюха, когда он водит лошадь по парадному кругу. Я старался перерезать стежки ровно посередине, концы оставлял нетронутыми, чтоб повреждение было меньше заметно. И уже затем перерезал несколько стежков на каждом конце. Я понятия не имел, достаточно ли этого, но что сделано, то сделано.