Книга Ставка на проигрыш, страница 8 – Дик Фрэнсис

— Боюсь, что нет.

— Я читаю ваш раздел. Почти каждую неделю.

— Я рад.

Покуривая, он наблюдал, как я расправляюсь с яичницей.

— А вы не очень-то разговорчивы для журналиста.

— Больше слушаю.

Он усмехнулся.

—Вот и правильно.

— Тогда расскажите о Тиддли Поме.

— Ну нет. Это вам надо говорить с отцом или Пэтом. Они помешались на лошадях. А я занимаюсь фермой... — Он внимательно посмотрел на меня, стараясь понять, какое это произвело впечатление. Ведь он был еще совсем юным, хотя почти с меня ростом.

— Вам лет шестнадцать?

— Ага. — Он презрительно фыркнул. — Однако на деле все это пустая трата времени.

— Почему?

— Почему? Да все из-за этого проклятого шоссе. Они почти закончили это чертово четырехполосное чудище, а проходит оно вон там, по ту сторону поля. — Он махнул рукой с зажатой в ней сигаретой в сторону окна. — Отец до смерти боится, что у Тиддли Пома начнется нервное расстройство, когда по дороге будут грохотать тяжелые грузовики. Уже два года мы пытаемся продать ферму, но никто не покупает, и их можно понять. — Он помрачнел. — И потом неизвестно — ведь они вполне могут отхватить еще кусок земли, забрали же те пятьдесят акров. Вот и настроения нет поддерживать тут порядок, правда?

— Да уж конечно, — согласился я.

— Шли разговоры, что наш дом снесут, — продолжал Питер. — Очень удобное место для станции обслуживания, с разными там ресторанами и большой стоянкой для машин... Единственный человек, кому нравится дорога, — мой брат Тони, он собирается стать автогонщиком. Ему одиннадцать... Вот чудило!

За окном послышался хруст гравия и цокот копыт, звуки приближались. Мы с Питером поднялись и вышли во двор. Три лошади пересекли ухабистую дорожку и остановились перед нами. Всадник на первой лошади соскользнул на землю, передал поводья второму и подошел. Подтянутый жилистый мужчина лет под пятьдесят с густыми каштановыми волосами и усами цвета горчицы.

— Мистер Тайрон?

Я кивнул. Он наградил меня крепким рукопожатием, что вполне гармонировало с его манерами и голосом, и посторонился, чтобы дать мне возможность как следует разглядеть лошадей.

— Вот этот гнедой и есть Тиддли Пом. — Он указал на третью лошадь, на которой ехал молодой человек, очень похожий на Питера, только, пожалуй, не такой крупный. — А это Пэт, мой сын.

— Очень красивая лошадь, — с трудом выдавил я. Владельцы по большей части ожидают похвал, но внешние данные Тиддли Пома говорили неопытному глазу не больше, чем неограненный алмаз. Ничем не примечательная голова, слегка опущенная к слабому плечу, да к тому же еще и тощий, как селедка. Такая лошадь выглядит одинаково нелепо и на дворе фермы, и на ипподроме.

— Ну нет! — рявкнул Ронси. — Он хорош в деле, а не на вид. И нечего тут льстить — я этого не люблю.

— Что ж, по крайней мере, это честно, — смиренно произнес я. — У него некрасивые голова и шея, да и седла в боках он как следует не заполнит.

— Так-то оно лучше. Вы, видать, знаете в этом толк. Проведи его по двору, Пэт.

Пэт повиновался. Тиддли Пом заскакал тряским аллюром, который раз в сто лет отличает прирожденного чемпиона. Эта лошадь, выведенная от чистокровной кобылы-гунтера и премированного жеребца, была потрясающим прыгуном и обладала невиданной для своей родословной скоростью. Когда вдруг появляется такой самородок, не только зрителям, но и самому хозяину нужно какое-то время, чтобы оценить его в должной мере. Сама индустрия по разведению скаковых лошадей подсознательно отрицает возможность того, что «звезда» в двадцать два карата может отыскаться в стойлах какого-то мелкого владельца. Тиддли Пому понадобилось целых три сезона участия в скачках, чтобы утвердиться в этом качестве.

— В прошлом году мы испытывали его в открытом гандикапе, — сказал Ронси.

— И он выиграл четыре скачки из шести, — закончил я за него.

— Ну ясно, вы это знаете по долгу службы. Пэт! — крикнул он. — Сведи его в стойло! — Он снова повернулся ко мне и спросил: — Хотите поглядеть остальных?

Я кивнул и вслед за Пэтом и двумя другими лошадьми отправился через двор к строению, из-за угла которого так неожиданно появился Питер.

За ветхим амбаром выстроились в аккуратный ряд шесть чистеньких деревянных боксов под шиферными крышами, со свежеокрашенными деревянными дверьми. В отличие от распада, царившего на ферме, они содержались в идеальном порядке. Нетрудно было догадаться, куда вкладывает фермер сердце и душу, — конечно же, в главное свое сокровище.

— Ну вот, — сказал Ронси. — У нас всего одна скаковая лошадь, кроме Тиддли Пома, и это Клондайк, на котором я только что был верхом. Весной он участвовал в скачках гунтеров. По правде сказать, не очень удачно. — Он подошел ко второму боксу, ввел лошадь внутрь и привязал. Когда снял седло, я увидел, что Клондайк куда в лучшей форме, чем Тиддли Пом. Это, впрочем, мало о чем говорило, разве что о том, что здоровье так и распирало его шкуру.

— Выглядит он отлично, — отметил я.

— Дармоед, — бесстрастно произнес Ронси.

— Он иноходец, — с сожалением прокомментировал Пэт у меня над ухом. — Никак не может перейти на рысь. Жаль...

Несмотря на немногословие, я различил в его голосе нотку злорадства и искоса взглянул на него. Он спохватился и попытался изменить выражение лица, однако я догадался, что успехи лошадей вызывают у него противоречивые чувства. Рано или поздно они будут участвовать в скачках на национальный приз, а он — нет. Там нанимают более опытных жокеев — любителей и профессионалов. В отношениях между отцом и сыном существовали свои сложные подводные течения и острые углы.

— А кто в других стойлах? — спросил я Ронси.

— Вон там, с краю, старый серый гунтер и две кобылы, обе жеребые. Одна из них Пиглет, мамаша нашего Тиддли Пома. А отец — тот же производитель.

«Молния, — подумал я, — редко ударяет в одно и то же дерево».

— Что ж, тогда вы сможете выгодно продать жеребенка.

Он презрительно фыркнул:

— Она числится за фермой.

Я усмехнулся про себя. Фермеры имели право тренировать лошадей, вкладывая в них немалые деньги, но при продаже лошадь попадала под статью дохода, и сумма облагалась большим налогом. При продаже Тиддли Пома или его брата Ронси пришлось бы отдать почти половину выручки департаменту налоговых сборов.

— Джо, выведи кобыл, — сказал Ронси третьему наезднику, безмолвному и хрупкому на вид старичку. Кожа на его лице и руках была обветрена и походила на древесную кору. Джо выпустил лошадей на луг. Питер стоял у ворот рядом с Пэтом. Он был крупнее брата, увереннее в себе и куда простодушней.

— Славные у вас сыновья, — обратился я к Ронси.