Онлайн книга «Республика Шкид»
Япошка остановился и вперил в пионера гневный гипнотический взгляд. Это не подействовало, тот продолжал стоять как истукан. Тогда Японец спросил, что ему здесь надо. Пионер не только не ответил, но и бровью не повел. Потом-то выяснилось, что у них тут происходила какая-то военная игра и этот парень стоял на часах, а часовому, как известно, разговаривать с посторонними не полагается. Но Японец знать этого не мог. В первую минуту он опешил, потом рассвирепел, а потом, увидев, что перед ним стоит не человек, а статуя, осмелел и стал задевать пионера. После он клялся нам, будто не трогал этого парня, а только «словесно пикировал» его. Но мы-то хорошо знали остроту Япошкиного языка и понимали, каково было пионеру от этой пикировки. Одним словом, дело кончилось тем, что пионер слушал-слушал, терпел-терпел и наконец не вытерпел, оглянулся и без лишних слов хрястнул Японца своим посохом по шее. Японец не отличался ни силой, ни храбростью, драться не умел и не любил, но тут то ли пионерский посох оказался чересчур крепким, то ли противник выглядел не таким уж страшным, только Японец не стал раздумывать, кинулся на маленького часового, сбил его с ног и стал дубасить своими жиденькими кулачками. Пионер по мере сил отвечал на удары. До последней минуты этот мужественный человек помнил, по-видимому, что он часовой, и дрался молча. Но когда Японец подобрался к его шее и стал душить его, часовой не выдержал, поднял голову и стал звать на помощь. Примчались другие пионеры, кинулись их разнимать. На шум прибежал гулявший поблизости Якушка. Через минуту появились мы. Не знаю, чем бы все кончилось и какие размеры приняло бы это екатерингофское побоище, если бы на горизонте не возник длинноногий пионерский вожак. Мы услыхали трель его футбольного свистка и тут же увидели, как он мчится к реке на своих длинных, как у страуса, ногах. – Ша! Ша! – кричал он, размахивая длинными руками. – Ребята, ша! Что тут происходит? Ша, я говорю!! Пионеры оторвались от нападающих шкидцев, сбились в кучу. – Костя, Костя, мы не виноваты, – загорланили они наперебой. – Это приютские на нас напали… – Что-о-о? – закричал он и повернулся – не к нам, а к своим пионерам. – Какие еще «приютские»? Что за выражение – «приютские»? Вы что, где – при капитализме живете?.. А ну, ребята, отсекните, – повернулся он к нам. – Живо!.. Кому я сказал? Чтобы ноги вашей здесь не было… Мы поняли его и почему-то беспрекословно послушались: повернулись и зашагали прочь. И тут мы увидели нашу воспитательницу Эланлюм. Из-за кустов выглядывало ее красное, распаренное и разгневанное лицо. Как выяснилось, она все или почти все видела. – Хороши! – сказала она, когда мы приблизились к кустам. – Нечего сказать, хороши! Фу! Стыд! Позор! Несмываемый позор на весь район! Разве с вами можно ходить в публичные места? С вами только на необитаемый остров можно ходить! И, приказав нам построиться, Эланлюм объявила: – А ну, быстро в школу! Обо всем будет доложено Виктору Николаевичу. Мало того что мы должны были раньше времени прервать прогулку, не собрав ни одного окурка, не доглядев Поддубного и не насладившись другими прелестями Екатерингофа, нам еще, оказывается, грозил крупный разговор с Викниксором. Всю дорогу мы ворчали на Японца. А он виновато усмехался, шмыгал носом и дрожащим от волнения голосом пытался объяснить нам, что он не виноват, что он только «словесно пикировал», а драться и не думал с этим голоногим… Не знаю, что случилось: то ли Эланлюм не доложила все-таки заведующему о драке, то ли Викниксор из каких-то высших педагогических соображений решил не давать этому делу дальнейшего хода, только крупный разговор между нами так и не состоялся. Зато состоялся другой разговор. После ужина Японец разыскал Пантелеева и Янкеля. Уединившись в верхней уборной, сламщики посиживали там и курили на двоих один чинарик. – Ребята, – обратился к ним Японец каким-то необыкновенным, торжественным голосом, – у меня к вам серьезный разговор. – Вали, – ответил несколько удивленный Янкель. – Нет, только не здесь. – А что? Тайна? – Да. Разговор конфиденциальный. Давайте в Белый зал, там, кажется, сейчас никого нет. Заинтригованные сламщики сделали по последней затяжке, заплевали окурок и спустились вслед за Японцем вниз. В дверях Белого зала Японец оглянулся и сказал: – Только предупреждаю: не трепаться. В самом дальнем углу зала он еще раз оглянулся, посмотрел даже для чего-то на потолок и только после всех этих мер предосторожности сказал: – Вот какая у меня идея! Я много думал и пришел к такому решению: если мы не имеем права легально организовать у себя комсомольскую или пионерскую ячейку, значит… – Значит? – насторожился Янкель. – Самая элементарная логика подсказывает, что если нельзя легальную, значит, нам остается основать нелегальную. – Что – нелегальную? – не понял Пантелеев. – Нелегальную организацию. – Какую организацию? – Юношескую… коммунистическую… Шкидцы переглянулись. Хмыкнули. Улыбнулись. Идея явно понравилась. – А нам по шапке не дадут? – сказал, подумав, Янкель. – А у тебя что, такая уж роскошная шапка? От нас зависит, чтобы организация была хорошо законспирирована… При таких обстоятельствах родился Юнком, подпольная организация Юных коммунаров. Это событие давно уже вошло в историю республики Шкид, о нем поведано миру на других страницах, и повторяться я не буду. Напомню только, что при вступлении в организацию каждый новый член должен был давать клятву, обязываясь молчать и не выдавать товарищей. Принимали в организацию не всех. Прежде чем быть принятым, нужно было пройти серьезное испытание. Несколько раз в неделю собирались юнкомовцы: где-нибудь в развалинах старого флигеля или в заброшенной швейцарской под парадной лестницей и при жидком свете свечного огарка вели конспиративные занятия. В подпольных кружках мы изучали историю Коммунистической партии и международного революционного движения. Изучали историю комсомола. Начали даже изучать политическую экономию. Лекции нам читал самый начитанный из нас – Жорка Японец, и, говоря по правде, часто мы слушали его гораздо внимательнее, чем некоторых наших педагогов. Мы были счастливы. Мы ходили по земле, преисполненные гордости от сознания, что за плечами у нас – страшная, волнующая тайна. Когда под окнами нашего класса проходил теперь под барабанную дробь пионерский отряд с завода «Красная Бавария» или с «Путиловца», мы не свистели, не смеялись, не улюлюкали. Мы молча сверху вниз (и не только потому, что смотрели из окон, а они шагали по улице) взирали на них, переглядывались и снисходительно ухмылялись. |