Онлайн книга «Отягощенные злом. Разновидности зла»
|
Аллаху акбару, Аллаху акбару, Аллаху акбару, Аллаху акбару Ашхаду аль ля иляха илля-л-Лаху, Ашхаду аль ля иляха илля-л-Лаху Ашхаду анна Мухаммадар-расулю-л-Лахи, Ашхаду анна Мухаммадар-расулю-л-Лахи, Хаййя алас-саляти, Хаййя алас-саляти Хаййя алаль-фаляхи, Хаййя алаль-фаляхи Кад камат ас-саляту, Кад камат ас-саляту Аллаху акбару, Аллаху акбару. Ля иляха илля-л-Лаху. Джихад хорош тем, что тот, кто встал на джихад во имя Аллаха, тот может не совершать никаких других ибадатов, ибо джихад является лучшим среди ибадатов, и его более чем достаточно для того, чтобы попасть в рай. Сказано, что муджахеддин будет вознагражден даже за шаги его лошади и попадет в положенный ему рай, даже если умрет не от пули неверных, а от болезни или упав с коня и свернув шею. Это позволило людям, собравшимся в одном из внутренних помещений мечети, не стоять вместе со всеми на намазе, воздавая должное Аллаху и посланнику его, а обсуждать вещи, которые никак нельзя было назвать праведными… – Наши друзья передали нам спутниковые снимки целей в Ташкенте, – сказал один из присутствовавших на совещании, пожилой человек с блестящими, как у наркомана, глазами, – русисты должны помнить, что все это не их земля, это земля Маверраннахр [71] , исламского государства, в котором живут по законам шариата и не боятся никого, кроме Аллаха. Мы должны напомнить русистам о том, что такое смерть. Снимки пошли по рукам. – Это аэродром, – сказал один из боевиков, – там должны быть емкости с топливом. Для самолетов нужно топливо. Надо их взорвать… – Иншалла взорвем… – сказал второй боевик… – Братья… – сказал третий боевик, самый молодой из всех, – зачем нападать на воинские части русистов, ведь там много охраны. Я знаю, что русисты отдают детей в школы вместо медресе. Там их учат хараму, а не шариату Аллаха! Надо взорвать одну или две школы, вот тогда русисты поймут, что такое смерть… – Я против… – сказал четвертый, – ты неправильно говоришь, брат Хамза. Мы должны вести джихад против неверных, а не против их детей. Это харам, а хараму нет места в джихаде. Если мы сделаем такое, местные мусульмане, сейчас погрязшие в куфре и ширке, возмутятся против нас, а не против русистов, держащих их в неверии и рассеянии. И тогда мы никогда не построим Иттихад Аллах [72] на землях русистов. – Ты слишком много учился, брат Али, потому так говоришь, – ответил Хамза, – шариат разрешает убивать всех, кто не верит в Аллаха. Эти дети вырастут и станут неверными и будут убивать нас. Не лучше ли убить их, пока они не могут убивать нас? – Так ты примешь грех перед Аллахом, который не смыть даже джихадом! Шейх Хасан поднял руку и все замолчали. – Ты не прав, Хамза… – сказал он. – Шариат говорит о том, что при ночном штурме города неверных разрешено убивать женщин и детей, но только тогда, когда их невозможно отделить от взрослых мужчин. Разрешено убивать и тех, кто оказывает сопротивление мусульманам, но дети никак не могут входить в это число. Совершив умышленное убийство детей, мы прогневаем Аллаха, и он откажет нам в милости своей… – Аллаху акбар. На самом деле опасения Шейха были еще и в другом. Он давно и плотно работал на англичан, а англичане были гениями дозировки. И отлично понимали, что убийство военных русские воспримут как акт тайной войны, а убийство детей в школе – как прямой вызов. И последствия могут быть очень и очень различными… Кроме того, англичане были заинтересованы в ослаблении русской армии и ее боеспособности на этом направлении, и за то платили деньги и давали оружие, а не в гибели детей и озверении русских. – Теперь что касается денег. Брат Али, расскажи… Брат Али занимался деньгами, потому что был самым образованным из них, он закончил колледж. Тот же Хамза, например, умел читать, но с трудом. – В казне на сегодняшний день один миллион четыреста пятьдесят тысяч фунтов, поступления увеличились на двадцать три процента по сравнению с прошлым годом. Этого достаточно для того, чтобы сделать то, что мы задумали, инша Аллах. – Кто-то не заплатил? Казна пополнялась примитивным и действенным способом. Все правоверные должны были платить закят на нужды мусульманской общины, уммы. Все неверные должны были платить джизью, налог с немусульман, предписанный Кораном. Собирали «налоги» те же боевики, которые устраивали теракты, – об этом все знали, и это было более действенно, чем государственные фискальные службы. Если тот, к кому приходили за закятом, возмущался и говорил, что он платит налоги, ему говорили, что он не должен платить налоги, потому что налоги устанавливает тагут, собирая неположенное с мусульман, а они борются против этого. И если человек не хочет платить налоги, он должен помогать тем, кто вышел на путь Аллаха. А если человек говорил, что он уже заплатил закят, ему говорили, что этот закят недействительный, потому что идет не на нужды мусульман, сражающихся на джихаде, а на нужды духовенства, продавшегося неверным и погрязшего в ширке, потому закят надо будет заплатить еще раз, правильно, и платить отныне только им. Купцы в Пешаваре к этому уже привыкли, а вот купцы в Джелалабаде успели привыкнуть к русским порядкам, когда в ответ на предложение кому-то что-то заплатить, помимо положенного, ты просто говоришь русским, и они разбираются с этим. От этого в купеческой среде и в среде тех, кто кормился с торговли, уже шло брожение, и многие выступали за то, чтобы прогнать из Джелалабада чужих, пришедших с Востока, и жить, как сами считают нужным… – В Пешаваре все платят, как положено, хвала Аллаху. Проблемы в Джелалабаде, там мы не получаем и половины от положенного. Многие не платят. Ведший совещание Шейх посмотрел в сторону Хамзы. – Разберись с этим. – Слушаюсь, учитель… – Оружие пришло? – Да, пришло, Шейх, – заговорил другой бородач, – но англизы прислали вместо настоящего оружия старые-престарые винтовки, которыми воевали еще наши прадеды, и совсем немного пулеметов, причем таких, у которых нет ленты и которые заряжаются сверху. Клянусь Аллахом, Шейх, – англизы себе на уме, они хотят, чтобы русисты перебили нас с таким оружием. Клянусь Аллахом, лучше я поеду в Дарру и куплю все, что нужно, вместо того, чтобы сражаться с таким … Моджахед произнес гневное выражение – он научился ему от русистов, которые в свое время учили его сражаться. Помнил он и русские автоматы – легкие, надежные, простые, которые любой моджахед мог понять и освоить за один день и которые буквально забивали цель градом пуль. |