Книга Эпик. Война Ассасина, страница 37 – Андрей Лавин

Амбалу до меня оставалось несколько ступеней. Чтобы понять, с кем имею дело, сфокусировался на нем:

Бронежилет Кровная месть

+200 к жизни

+100 к выносливости

-50 скорости

Ни хрена себе у него прикид! Уровень сотый, наверное, такого просто не вырубишь. Глотку резать придется. Я приготовил подаренный фавнами нож и замер. Кровь в висках пульсировала так громко, что заглушала шаги охранника. Вот он ступил на лестницу — пахнуло перегаром, я ощутил тепло его тела и дуновение легкого сквозняка. От моего лица до его было сантиметров тридцать, и если бы он повернулся боком, то точно задел бы меня и понял, что тут не один. Он и так чувствовал это, ноздри трепетали, над верхней губой блестели капли пота.

Охранник смотрел в черноту у двери. Протянув руку, принялся шарить у меня над плечом. Пришлось чуть сместиться в сторону, чтоб он смог дотянуться до выключателя.

Щелк!

Над дверью загорелось два тусклых зеленых огонька. Теперь я смог рассмотреть ее — толстая сталь, решетки, пятна ржавчины. Удостоверившись, что никого тут нет, охранник сплюнул и попал мне на ботинок.

И зашагал вверх по лестнице, не выключая свет.

Все-таки чувствуя чужака, он нервно поводил плечами и оглядывался. Наконец, исчезнув из вида, проговорил в рацию:

— Первый, у меня чисто.

— У меня тоже. Спасибо, что разбудил, с меня причитается.

Стелса осталось пять минут. Надо быть осторожнее. Дождавшись, пока стихнут шаги, я на цыпочках взбежал вверх по ступеням. Ступил в тускло освещенный коридор, двинулся по ковру, смутно представляя, как искать спальню Мамонта. Когда дошел до конца коридора, понял, что тут не тупик, а повороты направо и налево. Свернул налево.

Здесь двери были не железными, а деревянными. Кое-где проемы заделали, значит, камеры за ними слиты воедино и превращены в хоромы. Лампочки сменились хрустальными люстрами, белые стены украшены пейзажами в массивных золоченых рамах. Вот ты какая, барская почивальня.

Вдалеке то ли заводился трактор, то ли работал бензогенератор. Из-за первой двери доносился бубнеж. Прислушался: вроде, охранники в карты играют. За второй и третьей — тишина. За четвертой, я понял теперь, рычал не трактор, это был богатырский храп. Кто храпел, можно догадываться. Тихонько надавил на ручку двери — она поддалась, и я очутился в комнате, залитой красноватым светом торшера. Состояла она, казалось, из одной кровати. По полу разбросаны огромные мягкие игрушки, лежит пустая бутылка из-под водки. Посреди кровати возвышался бледный холм — пузо Мамонта. Храп нарастал и стихал — холм вздымался и опадал. Я подошел ближе и понял, что Мамонт в постели не один. На краю, свернувшись калачиком и разметав по подушке белые волосы, спала девушка в розовых наушниках. Мамонт был, о господи, в белой спальной шапке с помпоном.

И как его будить, чтоб не наделать визга и шума?

Взгляд остановился на игрушечном белом морском котике с красными глазами. Котик был здоровенным, размером с овчарку, и вид имел мерзейший. Если бы мне такого в детстве показали, я начал бы делать круги на простыни. Чудище разевало пасть, полную кривых зубов, и таращило красные пуговицы глаз.

Я поднял котика над кроватью, включил стелс и зажал нос Мамонта. Он хрюкнул, захотел перевернуться на другой бок, но я не разжимал пальцев, и он распахнул глаза. И увидел висящее над ним оскалившееся чудище.

Как я и рассчитывал, пред ликом неизвестного и потустороннего он оцепенел. Лицо Мамонта вытянулось, он схватился за сердце и распахнул рот.

— Сними шапку свою уродскую и встань! — велел я.

Мамонт, всплеснув волосатыми ручищами, поднялся, обреченно глядя на котика. Картина маслом: огромный такой мужичища в панталонах заробел перед игрушкой. Меня распирало от смеха.

Вынув пистолет, я выключил стелс, и чуть ли не в лицо Мамонта уперся ствол. Вздохнув даже с некоторым облегчением, глав-оружейник уставился на меня, а потом, похоже, до него дошло, что случилось: глаза налились кровью и стали напоминать вытаращенные зенки котика.

— Дернешься — маслина в лоб, — предупредил я.

— Тебе чего?! — захрипел он. — Ты за это ответишь, в натуре, оборзел?

— Это кто здесь оборзел? Рамсы попутал, за базар не отвечаешь? Мужик, а нарушаешь слово свое!

Мамонт дернул толстыми губами и потупился. Стыдно стало. Поправил здоровенный золотой крест на груди.

— А-а-а, про это речь… Пушку опусти, я понял. Эх, знал я… Короче, такое тут дело, — он сел на кровать, уложив пузо на колени. — От дона Карлеоне пришел человек, Бурчило. Очень просил разорвать с тобой контракт…

Я сказал, не опуская пистолет:

— Никогда бы не подумал, что такой… уважаемый всеми человек — и пляшет под чью-то дудку. Себя-то сам уважаешь?

Мамонт покраснел. Теперь он осерчал по-настоящему, и гораздо больше, чем из-за внеплановой побудки и страшного котика.

— Ты фильтруй базар! Я ни под чью дудку не пляшу, понял? Я серьезный человек! Оружейники — сила, Мафия — тоже сила. И немалая, бля, с ней приходится считаться! Они считаются с нами. У нас это… симпозиум.

— В смысле, симбиоз?

— Ну, ты понял.

Вот теперь я опустил пистолет, но все равно был наготове, потому что решил продолжить подливать масло в огонь.

— Так уж и симбиоз? Мне кажется, что Мафия — паразит, от которого много головняка, а пользы — ноль. Не?

— Не о том речь сейчас, о другом: если погрызться с ними, будет много, очень много вреда. Не готов я пока с ними ссориться. Я, признаться, не оральник… не оратыр то есть. Но, короче, если кто-то есть, значить, он нужен. И паразит нужен — он сжирает слабого, и зубатка нужна. Мафия, как зубатка, поддерживает некий балласт.

— Баланс.

Мамонт поскреб щетину, потянулся к ящику стола — я вскинул пистолет. Оружейник махнул пренебрежительно, достал бутылку вискаря, две рюмки.

— Давай бахнем.

— Только не тут, — я кивнул на девушку в наушниках, которая все еще мирно спала.

— Ну да. Она спит мертвецки. Долго такую искал, чтоб от храпа не просыпалась.

Мамонт накинул бордовый халат, завязал под брюхом и направился к выходу, я последовал за ним. Сейчас что-то будет, кожей чую. Он настроен дружелюбно — явно чего-то от меня хочет. Просто поговорить ему точно есть с кем.

И еще интересно, что Мамонт реально спит, причем не один. Наверное ИскИны все-таки очеловечиваются, даже имитируют человеческие отношения. Взять хотя бы Мамонта… Да зачем далеко ходить — Карло.

Соседняя комната была маленьким кабинетом наподобие того, где Мамонт принимал посетителей. Хозяин водрузил бутылку на стол, достал из кармана стаканчики, плеснул туда виски. Чокнулись, выпили. Он крякнул и проговорил, глядя на меня в упор: