Онлайн книга «Хочу бабу на роликах!»
|
– Виктор Сигизмундович, поверьте, вы ей нужны! Еще как нужны, она в вас влюбилась, честное слово! – Она вам это сама сказала? – задохнулся он. – И не один раз! После встречи с вами она стала другой, как будто очнулась от многолетней спячки. Но она всегда говорила: он не понимает, что мне ничего от него не нужно, просто интересно с ним говорить, и легко… Она говорила то же самое, что и вы. – Вы меня не обманываете? – закашлялся Виктор Сигизмундович. – Зачем мне вас обманывать? – Действительно. Значит, вы думаете, что я ей нужен не только как работодатель? – Я в этом убеждена! Уверяю вас, Ульяна Михайловна – редкий человек, вот вы сказали, что сразу выложили ей многое о себе. Это ведь значит, что вам не с кем особо откровенничать, да? – Увы… – А ей вы можете сказать все, она всегда поймет, выслушает… И она вполне способна просто дружить с мужчиной. Он вдруг покраснел и как-то смущенно рассмеялся: – Вы, наверное, думаете, что я безнадежно стар… Нет, меня еще рано списывать со счетов. И я, наверное, свалял дурака… Саша, скажите, если я вернусь в Москву и позвоню ей… Просто так, без дела… Она не очень удивится? – Она обрадуется! Виктор Сигизмундович, пожалуйста, позвоните ей и скажите, что встретили меня, что у меня все хорошо, очень хорошо… Знаете что, вы можете передать ей от меня какой-нибудь маленький подарок? – Ну разумеется, – обрадовался он. – Только завтра я рано улетаю… – Посидите здесь, я вернусь минут через пятнадцать, хорошо? – Не волнуйтесь, я подожду. Я выскочила на улицу, в ближайшем магазинчике сувениров купила маленького очаровательного ослика, я вспомнила, что Уля неоднократно называла Сигизмундыча «ослиной». Мне его красиво упаковали, так что Сигизмундыч не увидит, что именно я с ним посылаю. Похоже, я еще устрою Улину жизнь! Если, конечно, он до Москвы не охолонет и не выкинет ослика в какую-нибудь мусорную корзину. С него станется… Хотя он мне понравился, этот «ослина».
Возвращаясь домой, я смеялась. Чего только в жизни не бывает! Зимним вечером на Майорке встретить Улиного Сигизмундыча… Как говорится, нарочно не придумаешь. И вдруг меня как что-то стукнуло – ведь именно этого и не хватало в моей пьесе! Вот такой немного нелепой любовной истории. Если ее сыграют хорошие актеры… Я как будто увидела в роли Ульяши Анну Леонову, дивную характерную актрису, а в роли Сигизмундыча – Евгения Паладьева, он немного неуклюжий, но добрый и ужасно обаятельный. Я прибежала домой и сразу села за машинку. Дело пошло. Как будто второе дыхание открылось. За неделю до Рождества позвонила Эмма: – Сашка, как ты смотришь на Рождество в Париже? – В Париже? Ты не приедешь к нам? – Я хочу наоборот, чтобы вы втроем приехали в Париж на рождественские каникулы. Быстро решай, я закажу билеты. Ты даже вообразить себе не можешь, как сейчас сложно с билетами. – Эмма, я не поеду! – Но почему? – Я тут кое-что для себя пишу… – Мне Дунька говорила. И что, не можешь оторваться? – Но ведь у тебя уже следующий роман готов, правда? – Ну и что? – Я, перед тем как за него браться, хочу закончить свое… И вообще, никуда сейчас не тянет, понимаешь? К тому же Фабио жалко оставлять одного, и птичек… – Ну за ними есть кому присмотреть. Сашка, угадай, что лежит передо мной? – Наверное, «Огонек» с моим портретом? – А ты почем знаешь? – По телефону долго рассказывать. – Значит, не хочешь в Париж? – В Париж хочу, только не сейчас. – Ну, как говорится, была бы честь предложена. А жалко, мне хотелось с тобой повидаться. – Мне тоже, но… – Ничего, я на обратном пути заеду, привезу Дуньку с Верой Ивановной, и мы с тобой поболтаем. – Это когда будет? – Восьмого января. Я хочу и наше Рождество тоже в Париже справить. Все равно до пятнадцатого вся жизнь в Москве замирает, сама знаешь. Ну все, пока, подруга, счастливо тебе. Кстати, издатели мои чуть не уписались, когда твою текстуху увидели. Все пытались узнать, кого это я нашла. Но хрен им в грызло… Значит, в издательстве мою работу одобрили? Меня это здорово вдохновило. Дуня ужасно расстроилась, что я не еду с ними в Париж. А я с наслаждением представляла себе тихие рождественские праздники и Новый год. Странно, я всю жизнь ждала от Нового года каких-то чудес, а они все не случались. И когда мне стукнуло тридцать, я их ждать перестала. Так что Новый год меня не волнует. Зажгу камин, включу хорошую музыку и выпью бокал вина за собственное здоровье. Дуня с Верой Ивановной улетели двадцать третьего декабря. Погода стояла чудесная, было тепло и сухо, даже не верится, что завтра сочельник. Я действительно одна встретила Рождество. Купила себе цветов и еловую ветку, зажгла свечку и подумала: Рождество на Майорке – это уже само по себе чудо. Сижу у огня и вспоминаю, вспоминаю… Я ведь хочу свою жизнь, свои впечатления и чувства передать в пьесе. И я права, что пишу комедию – на трагедию моя жизнь не тянет. Да что в ней было, кроме Глеба? Ничего практически. Но я сама в этом виновата. Интересно, конечно, что он делает сейчас? С кем он? Все еще с Яной или уже с какой-то другой? Да бог с ним, не хочу я об этом думать, лучше представлю себе его лицо, когда он увидит мой портрет. Сначала он удивится. Конечно, здорово удивится! Его дивные голубые глаза широко откроются от удивления, а потом сощурятся – ему в голову придет, что я нашла себе какого-то влиятельного покровителя, любовника, который решил сделать мне такой подарок. Он, конечно, немножко взревнует. А может быть, все не так? Может быть, он увидит меня и подумает: она такая красивая, а я этого не замечал уже очень давно… И поймет, что любит по-настоящему только меня. И что он сделает в таком случае? Кинется искать фотографа. И найдет, это не проблема. Но Тарас и сам не знает, где я. Я вдруг запаниковала. Может, я не права? Может, пусть бы Глеб меня нашел… Как было бы здорово, если бы он все-таки меня нашел… И прилетел бы сюда, ко мне, вернее, за мной… Я закрыла глаза и отчетливо представила себе, как я возвращаюсь домой на роликах, а у калитки стоит мужчина, я сразу вижу, что это Глеб… Он в белом свитере, его светло-каштановые волосы треплет ветер, он видит меня и кричит: «Сашка! Ты на роликах! Я хочу бабу на роликах!» Вдруг на колени ко мне вспрыгнул Фабио. И прервал сладкие грезы. Бедный кот, ему тоскливо. Никогда раньше он не удостаивал меня такой чести, а сейчас терся мордочкой о мое плечо и громко пел. |