Онлайн книга «Хочу бабу на роликах!»
|
– Да на таких условиях она найдет десяток людей, готовых ее переписывать. – Это уже сказка про белого бычка, – рассердилась я. Он не хотел меня понять, а мне не удавалось ему как следует объяснить. Нет, в пролетке лучше было ехать одной. Он, кажется, почувствовал, что действовал чересчур напористо, и сбавил тон: – Ну хорошо, давай пока не думать об этом, давай просто наслаждаться жизнью. – Давай, – довольно вяло согласилась я. Мне казалось, что он должен был проявить какой-то интерес к моей пьесе, а он даже не спросил, как она называется. Видимо, считает это блажью… Ну и пусть! Какой он был чуткий и проницательный, пока добивался своего, а добился – и вот пожалуйста, оглох и ослеп. Нет, к черту всех мужиков. Проводить с ними время приятно, но в душу пускать нельзя, они там натопчут… Какой же из этого следует вывод? Я буду проводить с ним время, пока он тут, а дальше – скатертью дорожка. Надо признать, время мы проводили прекрасно, но он ни разу так и не спросил меня о пьесе. Пятого января вечером у нас состоялся тяжелый разговор. – Сашутка, так ты со мной не хочешь ехать? – Нет, я уже говорила. – Это окончательное решение? – Да. – Значит, тебе на меня наплевать? – А вот этого я не говорила. – Просто я дурак, я думал, что ты тоже меня полюбила, это было наивно, где уж мне соперничать с голубоглазым секс-символом, и я понимаю, почему ты пишешь именно пьесы, почему хочешь остаться одна и, как ты выражаешься, «состояться». Все очень просто, даже примитивно. Всякая оскорбленная женщина мечтает утереть нос оскорбившему ее мужчине. И ты, наверное, написала прекрасную роль для своего героя – что ж, все элементарно, только я не убежден, что это на него произведет впечатление, он вылетел уже совсем на другую орбиту, играет за границей, снимается, у него куча ослепительных женщин… Боюсь, у тебя, детка, не тот замах. Не дотянешься. Я даже задохнулась. Он явно хотел меня обидеть, причинить боль… Все мелодии в душе умолкли. Там было тихо и тоскливо. – Алекс, у меня к тебе одна просьба. Если не трудно, сними на эту ночь номер в гостинице. Я не хочу больше быть с тобой… – Саша, прости, прости меня, я… Мне так больно, что я хотел и тебе причинить боль. Поверь, я действительно тебя люблю. – Я не хочу никакой любви, Алекс, я устала. Мне казалось, ты особенный, все понимаешь, а ты понимаешь, пока тебе это надо. – Просто ты меня не любишь, что ж тут понимать. Насильно мил не будешь. Ну что ж, все иллюзии рассеялись, может, оно и к лучшему. Он побежал наверх и через пять минут спустился с сумкой в руках. – Извини, если невольно обидел тебя, но это от любви. Когда-то мне цыганка нагадала – твоя поздняя любовь будет безответной. Видно, от судьбы не убежишь. Прощай. Он открыл дверь и оглянулся, не рванусь ли я за ним. Я сидела неподвижно. Он хлопнул дверью, и вскоре я услышала, как взревела машина. И вся любовь.
Восьмого вечером вернулись Эмма с Дуней и Верой Ивановной. – Ой, Саша, зря ты с нами не поехала! – закричала Дуня, кидаясь мне на шею. – Париж – это кайф. Тут такая деревня! А там… где мы только не были – ив Версале, и в Тюильри, и в соборе Парижской Богоматери, и в театре, и… – Дуня, умоляю, не трещи, – поморщилась Эмма. – Расскажешь все Саше, когда я уеду. Меня от этих достопримечательностей с души воротит. – А еще в Лувре, в музее импрессионистов, в Сакре-Кер, на Эйфелевой башне, – захлебывалась девочка. – Чуешь, Сашка, каково мне там пришлось? Ноги отваливаются до сих пор, а Вера Ивановна ничего, как огурчик! А насколько старше меня. Эмма плюхнулась на диван в гостиной и сбросила с ног туфли. Дуняша побежала к себе – распаковывать вещи. – Все! До отъезда в Москву из дома носу не высуну! Саш, к тебе тут никто не приезжал? – как-то осторожно осведомилась Эмма. – Приезжал. Зачем ты ему адрес дала? – Пожалела А не надо было? – Как тебе сказать. – Понимаешь, он так на меня насел, ну я и подумала – вдруг это то, что надо. Мужик интересный, глаз бешеный, деньги есть, умираю, говорит, от любви, ну я и рассиропилась… А что? Не сгодился? – Нет, не сгодился! – И ты такому мужику не дала? – Почему, дала. – Ну и как? – С этой точки зрения у меня к нему претензий нет. – Тогда что? Захомутать хотел? – Вот именно! – Честно говоря, я думала, что тебя уж тут не застану, записочку найду: мол, извини, подруга, но я свой выигрыш не упущу. Или ты мне это сейчас сказать собираешься? – И не подумаю. Я собираюсь тут жить и работать, как договорились. – Ну а как твоя пьеса? – Я ее закончила. – Иди ты! Ну молодчага! А как называется? – «Хочу бабу на роликах!» – Как-как? «Хочу бабу на роликах!»? Ну кайф! Это что, комедия? – Да, конечно. – Дашь почитать? – Тебе интересно? – А ты как думала? Еще бы не интересно! Да, между прочим, я как в издательство нашу книжку снесла, мне через два дня ихний главный звонит: «Эмма, дорогая, вы, конечно, можете послать меня очень далеко, но кто вашу книжку обрабатывал?» Я спрашиваю: «Тебе зачем?» А он и подпускает: «Это очень одаренный человек, держитесь за него. И узнайте, может, он сам что-то пишет, нельзя ли с ним поговорить?» И все такое… – А ты что? – Обязательно, говорю, познакомлю, только не сейчас. А он, сучара эдакая: мол, вы попросите вашего человека немножко похуже писать, а то, когда он вас бросит, трудновато будет замену найти. Вот говнюк! Сашка, ты меня пока бросать не собираешься, а? – Собиралась бы – бросила бы уже, улетела бы с Шалимовым, и дело с концом. А с издателем твоим я пока тоже знакомиться не намерена, нечего мне ему показать. Так что давай следующий роман. Ты привезла? – Ага. – Так где он? – На дискете. Дунька к моему отъезду распечатает. И кстати, пускай она твою пьесу тоже набьет и на дискетку сбросит. Мало ли что… Слушай, а ты, может, мне почитаешь? – Почитаю? Да нет, что ты. – Тогда давай гони рукопись. Я сейчас ни на какие другие дела неспособна, а вот посидеть в креслице у камина с интересным чтением – милое дело. |