Онлайн книга «Цыц!»
|
— У тебя есть телефон его матери? — Я не буду ей звонить. Она во всем обвинит меня! Мне бы только узнать, когда похороны… Господи, ну застала я его с бабой… Ну дала бы в морду… Ну, даже выгнала бы, но не насовсем, а так… Господи, неужели он так меня любил… Я даже и подумать не могла… Я ведь тоже его любила, но он же мужик, они все изменяют… Ну стерпела бы, подумаешь, цаца, изменили ей… А он слабый… мало ли, может, та девка ему навязалась, а он не устоял… — Ну да, она его изнасиловала на твоем кресле… — Лилька, не надо цинизма в такой момент. Это как же надо любить, чтобы с собой от любви покончить. — Дай мне все-таки телефон его матери. — Зачем? — Надо! — Зачем? — Я узнаю, когда похороны… — А если ей еще не сообщили? Ты соображаешь? — Ну конечно! Бывшей сожительнице сообщили, а матери нет? Кто ж это такой чувствительный, хотела бы я знать? Мила вдруг подняла глаза на подругу. Взгляд ее стал осмысленным. — Ты что, думаешь… — Я думаю, что тебе через час сообщат, что его вовремя нашли и откачали… — Ты думаешь, он жив? — Мил, голову на отсечение не дам, но… — То есть, это инсценировка? С целью меня разжалобить? — Мил, давай сначала мы все-таки хоть что-то узнаем. Тебе сказали, что он умер? Такая фраза была? — Погоди, я сейчас вспомню. Позвонила баба, плачущим голосом. Спросила Людмилу Андросову, я говорю, это я. Тогда она начинает рыдать в трубку и что-то бормочет: «…Ваня, Ванечка…» Я испугалась. Говорю, что с ним? А она: «Это он из-за вас, он яд принял…» Я заорала: «Какой яд?» А она так злобно: «Мол, вскрытие покажет». Я кричу: «Где он, в какой больнице», а она мне: «Это вы виноваты! Вы его погубили. А потом трубку бросила. — Мил, дай мне телефон его матери. Я ничего говорить не буду. Прикинусь, что ищу его по какому-то делу. — По-твоему, Лилька, это игры? — Да. — Ой, мне страшно, а вдруг нет? — Перестань дрожать! Давай телефон! — заорала на нее Лиля. — Сию минуту! Мила протянула ей записную книжку. — На какую букву? — На «З». — Почему? Она же Мария Викторовна. — Злыдня. — О! — только и сумела сказать Лиля. — Алло, скажите, как я могу найти Ивана Олеговича? — А вам он зачем? — Я с «Мосфильма», из группы режиссера Тыквина, у нас умер художник по костюмам и нам срочно нужна замена, вот рекомендовали Ивана Олеговича, а я никак не могу с ним связаться. Мила замерла, слушая Лилины импровизации. — Вы знаете, девушка, Иван Олегович сейчас в больнице… — Боже мой, а что с ним? Что-то серьезное? — Да нет, он просто отравился чем-то, врачи сказали, это неопасно и послезавтра его выпишут. Может быть, вы оставите ваш телефон. Два дня ведь роли не играют, наверное? — Ну, разумеется. Я обязательно еще позвоню. После завтра, когда Иван Олегович выйдет из больницы! Ну, что я тебе говорила? — Лиля с торжеством повернулась к Миле. — Он что-то не то сожрал, попал в больницу и решил на этом сыграть, идиот! — А какая скотина! И рыбку съесть и на кресло сесть! — Ты вот, Милка, сразу поддалась на эту уловку… Думаю, мама там в сговоре. — Нет, она меня ненавидела, Она хотела, чтобы Ванечка женился на чистой девушке! Такой, чтобы простынкой наутро махать… — Да ладно… — Честное слово! Сама слышала! — Значит, звонила тебе скорее всего какая-нибудь незнакомка из больницы, которой он запудрил мозги. Мол, у него великая любовь, а ты, мерзавка, довела его до самоубийства… Кто знает, что он сожрал, несвежие суши или пачку-другую снотворного. Мог и кого-то из персонала разжалобить… Фу! — Да уж! Не зря я его выгнала… Вот тварь! Мужик называется. Кстати, это очень женский способ свести счеты с жизнью. — Да, мужики или стреляются, или, на худой конец вешаются. Так что успокойся, подруга. Все путем. Жив твой Ванька, но без тебя ему, похоже, хреновато. — А мне плевать! Ненавижу! Манипулятор чертов! Да еще с такой мамашей… Видишь ли, это сокровище достойно только чистой невинной девушки. Воображаю, сколько он таких девушек перепортил, козел! Лилька, пошли в «Полосу», мне напиться надо. — Мил, время первый час! — Правда? Обалдеть… У тебя есть выпивка? — Дома есть, но мне завтра на работу. И вообще, с какой радости напиваться? — Тоже верно. Из-за такого дерьма не стоит. А ведь небось ждет, что я ночью кинусь к нему в больницу, буду прорываться через все кордоны, рыдать у него на груди, а утром увезу к себе и буду в слезах умиления его выхаживать… Нет, ты скажи, они все, что ли козлы? — Все. Минус один. — Ахметшин, конечно, не козел? — Нет, он тигр, но это куда опаснее. — Ох, Лилька, опять? — Да, да, да! Умираю от любви! Аж в горле давит. — Ты матери-то призналась? — Да. — А она что? — Сказала: если любовь, кидайся с головой в этот омут, только не сломай шею. Примерно так. — А он где? — Уехал куда-то по своим делам. Вернется на той неделе. — Лиль, оставайся у меня ночевать, а я тебя утром довезу до работы. — Мил, ну мне ж переодеться надо… — Утром переоденешься, тебе же к одиннадцати, все успеешь. А мы сейчас чайку попьем, поговорим про татаро-монгольское иго… — Только если не станем говорить про Ваньку. Противно. — Да о чем там говорить? Он просто еще раз расписался в своем говнячестве. Лиль, а как надо наверное презирать бабу, чтобы попытаться ей впарить такую дешевую туфту? — Да, подруга… — Он что ж, думал… — Мил, ты обещала! — Все, молчу! Если еще раз упомяну о нем, то ты, пожалуйста, поработай шестикрылым Серафимом. — Вырвать грешный твой язык, что ли? — Именно! Кстати я тут в твое отсутствие кое-что придумала. — Насчет чего? — Насчет тебя. — Интересно! — Слушай, если ты собираешься со своим Чингисханом продолжать играть в дурочку с девичьей фамилией Удалова, то в следующий раз, когда он захочет подвезти тебя до дома, соглашайся. Пусть подвозит ко мне. Я дам тебе ключи. |