
Онлайн книга «Полет Ворона»
![]() — Обследовать. Серьезно и всесторонне. Для его же пользы и для пользы науки. Случай-то уникальный. — И сколько это займет времени? — Неделю, возможно, дней десять. — А потом? — В зависимости. Хотя я почти на сто процентов убежден, что все обследования, включая и психотерапию, покажут, что ваш муж здоров как бык — насколько это вообще возможно. Но в любом случае я рекомендовал бы перемену обстановки, отдых, покой. — Я его знаю, — вставила Лидия Тарасовна. — Тут он ни себе, ни вам покоя не даст. Либо сбежит, либо потребует открыть здесь филиал его лаборатории. А как только вы его выпустите — тут же усвистит на свой Памир чертов! — Надо его как-то убедить, уговорить… У нас не очень получается. — У меня получится, — сказала Таня. — Только мне надо быть при нем. — А что? — оживился врач. — Оснований держать его в интенсивной терапии не вижу никаких. Тотчас перевожу его в обычную палату. — Давайте сразу в двухместную, — сказала Таня. — Для пользы науки. — На двенадцатый круг пошли, — чуть запыхавшись, сказала Таня. — Может, в марафонцы переквалифицируемся? — Передохнуть не хочешь? — Пока нет. А ты? Они бежали в ярких тренировочных костюмах по аллеям большого больничного парка под удивленными взглядами прогуливающихся и отдыхающих на скамейках больных. — Я бы дал еще кружочков пять, только на ужин опоздать боюсь. Кушать зверски хочется. — Ты здорово окреп здесь, Большой Брат. — Да. Сам чувствую. Закис как-то за последний год. Работа, нервотрепки вечные, о здоровье подумать некогда. — Теперь будем думать вместе… Значит так — еще два кружка, быстренько под душ, потом ужин, телевизор и в койку. — А без телевизора прямо в койку нельзя? — Так ведь рановато будет. — А я не в смысле поспать. Таня рассмеялась. — Посмотрим на твое поведение. Ну, кто быстрей до того столба? Ужинали они у себя в палате, не выходя в общую столовую — не хотелось ловить на себе завистливые и недобрые взгляды «настоящих» больных. — Еще два дня осталось, — сказала Таня, обглодав куриную ножку. — Скажи честно, на работу хочется? — Да ну ее, — пробубнил Павел с набитым ртом. — Сейчас там делать нечего. Половина народу в отпусках, половина — на объектах, в командировках. Старые проекты продолжать некому, новые начинать — тем более. Экспедиция все равно накрылась… Да, без Павла памирская экспедиция потеряла всякий смысл. Как только институтское руководство узнало о его сердечном приступе, оно немедленно закрыло командировки своим сотрудникам, собиравшимся на Памир. Машину через систему военной связи удалось остановить на полдороге, возле Магнитогорска, и развернуть назад. Коллеги, приходившие навестить Павла с минералкой и апельсинами в портфелях, утешали его тем, что все вполне можно повторить через год, что материала для работы и так хватает за глаза и за уши и выглядит он, тьфу-тьфу, прекрасно. Павел улыбался, благодарил, расспрашивал, как там, в институте, а сам думал: «Поскорее бы они ушли, что ли». Видеть ему хотелось только Таню. — А я тут кое-что для нас организовала, — говорила между тем Таня. — Ты Дубкевича помнишь? — Это который в Доме Кино? Помню. Ничего, приятный вроде мужик. — Так вот, я позвонила ему в Ригу. Он ждет нас через неделю. — А удобно ли? — Удобно. В Риге мы будем жить не у него, а в гостинице, у них так принято. Гостиницу он, как ты понимаешь, сделает хорошую. На знакомство с достопримечательностями нам с лихвой хватит двух дней. Потом недельку в Юрмале, на взморье, а когда надоест — переберемся к нему на его хваленый хутор. А уж там будет совсем как доктор прописал — покой, природа, рыбалка, парное молочко и смазливые хуторянки. — Советуешь от добра добра искать? — Павел погладил Таню по щеке. — Тебе же рекомендовали перемену обстановки. — Ха! А ты? — А я не ревнивая. Может, тоже подыщу себе какого-нибудь пастушка на недельку. — Я те счас дам пастушка! На недельку вперед! — Павел поднялся и недвусмысленно посмотрел сначала на Таню, потом на широкую больничную кровать. — Хоть руки помыть можно? — с лукавой покорностью спросила она. IV Дубкевич встретил их на вокзале, церемонно поцеловал руку Тане, обменялся с Павлом крепким рукопожатием и тут же повез их в гостиницу «Рига», где он снял для них полулюкс. Маршрут он выбрал не самый близкий, но самый живописный, и по дороге много показывал и рассказывал. — Вы, пожалуйста, устраивайтесь, отдохните с дороги. Можете пообедать — в гостинице вполне сносный ресторан. Я заеду за вами в половине седьмого. Поедем в наш Домский Собор. Там сегодня неплохой органный вечер. Потом съездим в одно местечко поужинать. Поблагодарив Дубкевича, они поднялись в свой номер, оказавшийся без преувеличения полу люксом, до люкса не дотянувшим лишь размерами. Таня тут же помчалась в душ, а Павел включил кондиционер, блаженно растянулся на широкой кровати и тут же провалился в царство Морфея. Сюда они ехали, естественно, в двухместном купе, но Павел, вообще плохо спавший в поездах, совсем измучился от бессонницы и духоты и страшно хотел спать… — Вставай, соня! — Таня трясла его за плечо. — Давай скоренько приведи себя в кондицию. Через десять минут Дубкевич приедет. — А… а ты? — Я уже во всеоружии. Пока ты тут почивать изволил, я успела пообедать, пройтись по ближайшим квартальчикам, попила кофейку в миленькой «еднице-кофейнице», заглянула в магазинчики, но не нашла ничего достойного внимания, кроме одной мелочишки. — Какой? — Вот мордочку сполоснешь, костюмчик наденешь — тогда и покажу. Через три минуты, придирчиво рассмотрев Павла, запакованного в новый темно-синий костюм и блестящие черные полуботинки и благоухающего лосьоном «Уилкинсон», она вручила ему красиво обернутый пакетик, в котором оказался коричневый бумажник мягкой свиной кожи с золотым тиснением «RIGA». В бумажнике он обнаружил зеленую бумажку с овальным портретом Джорджа Вашингтона. — Это что? — недоуменно спросил Павел. — А то ты не знаешь? Сувенир — и на размножение. — Откуда у тебя? — спросил он настороженным голосом советского человека, непривычного к валюте. — От прошлогодней командировки остался. Потратить не успела. Удовлетворенный ответом Павел положил бумажник в карман. Домский орган оглушил Павла. Он не замечал величественного нефа собора, не слышал шуршания и покашливания публики, даже не ощущал рядом присутствия Тани. Полтора часа его как бы не было, была только музыка, квинтэссенция музыки, Песнь Величия, вобравшая в себя мир. Первая мысль пришла к нему уже на площади, и мысль была такая: как давно я не слушал настоящей музыки. |