
Онлайн книга «Полет Ворона»
![]() — Ну, поживем годик в вечной мерзлоте, — делился своими соображениями Лихарев, — помаемся в общаге, зато деньжат северных подкопим и продвижение по службе сделаем. Кого как, а нас такой расклад устраивает. — Погоди-ка, — сказал Павел. — Вы прописку-то питерскую за этот год не потеряете? — Черта с два! — самодовольно ответил Лихарев. — Жилплощадь бронируется. Так что запираем на все замки, сдаем на охрану, а через годик въезжаем, будто и не выезжали. — А что ж не сдаете? — с замирающим сердцем спросил Павел. — Мы думали, но страшновато как-то. Еще что за жилец попадется. Возьмет да вместо оплаты всю мебель вывезет, или по междугородному наболтает тысяч на пять, или притон устроит, а нам разбирайся потом. Случаев таких много. — Слушай, понимаешь, тут вот какое дело… — Конечно, Павел не стал рассказывать Лихареву правды, а сочинил что-то про капремонт, про совершенно антисанитарный маневренный фонд, в который им предлагают въехать с маленьким ребенком, а с отцом у них крупная размолвка, и обращаться к нему ужасно не хочется. — Это я могу понять, — сказал Лихарев. — Эти старики совсем оборзели. Ни с того ни с сего начинают считать, что все вокруг им обязаны. Продыху не дают… А вы вот что — поживите-ка это время у нас, до нашего возвращения, естественно. За квартирой присмотрите, цветы там поливать надо. — Только мы много платить не сможем, — предупредил Павел. — Какое там много? Квартплата, свет, газ. А уж если вы к нашему приезду ремонтик небольшой сообразите, так мы ж вам еще благодарны будем… Вот так. Павлу даже не пришлось просить. В течение почти года в его распоряжении оказалась прекрасная, самую чуточку запущенная двухкомнатная квартира на Лесном проспекте. В такие моменты Павла покидал весь его благоприобретенный атеизм. — Спасибо тебе. Господи, — шептал он, спускаясь из квартиры Лихаревых, куда Владька затащил его в тот же день. Решение нырнуть в Москву было импульсивным и диктовалось до боли под ребрами нежеланием видеть плачущий Ленинград. Не хотелось уходить с орбиты этих чудиков, которых встретила в Новом свете. Подобно ей, они жили адреналиновым голодом, изобретали велосипеды, спотыкались, но ничуть по этому поводу не комплексовали… Желая приоткрыть кулисы увиденного театра, Таня спросила аспирантку Веру: — Тебе-то зачем все эти копания в архивах? — Так интересно ведь, — она изумилась и рассмеялась. — Все просто, Таня. Спасибо партии родной за трехгодичный выходной. А это, как понимаешь, еще та школа. Именно Вера и сблатовала на заход в Москву. — Поехали, посмотришь, что за цвет нации учится в первопрестольной, а заодно и общагу, где этот цвет произрастает. Поезд уже подкатывал к суетливому пригороду. Мимо пробегали машины, мелькали озабоченные лица. Голоса в купе сделались тише, не дребезжала гитара, не слышно раскатов дружного хохота. — А почему колеса у поезда стучат? — Алешка делал последние попытки растормошить компанию. На него лениво взглянули, сразу отвернувшись к окну. — Площадь круга какая? — бередил он Ляльку. — Пи эр квадрат… Но шутка не удалась, так как уныло раскрыл ее Женька: — И дураку ясно, что этот квадрат и стучит. Алешка заткнулся обиженно, потом промямлил, непонятно кому в отместку: — Терпеть не могу эту большую деревню. — Москва, объевшись финскими сырами, — речитативом в такт стуку колес начала читать стихи Лялька, — мадьярской ветчиной и яйцами датчан, глядит на русских иностранными глазами тбилисских и бобруйских парижан. — И все-таки, — тряхнула выгоревшими волосами Вера, — Москва! Какой огромный странноприимный дом. Всяк на Руси бездомный, мы все к тебе придем. Оформлять Танины документы в общежитии не пришлось. Переговорив за стойкой с администрацией, Вера увела ее к себе в комнату, где жила одна, точнее, с мертвячкой, то бишь с прописанной «мертвой душой». Она отдала в пользование свой пропуск, объяснив некоторые премудрости обходных маневров мимо консьержек. Несмотря на обшарпанные стены и скрипучий паркет, ее комната показалась Тане уютной. Вера с момента приезда здесь почти не ночевала, только иногда тревожа Таню под утро. Вопросов Таня, естественно, не задавала… Новая подруга сразу предостерегла: — На меня не оглядывайся. Будь как дома и не суди строго. — Да уж неси свою соломинку, мне и своего бревна хватит, — успокоила ее Таня. Вера была женщиной общительной, и, судя по всему, здесь к ней относились с большим уважением. Без конца кто-то забегал, просто так или со своими нуждами. В отсутствие хозяйки общались с Таней. Знакомства были небезынтересными и лепились сами собой. На кухне, в коридоре, около междугородного автомата, в лифте. Две высотки на улице Островитянова гудели как улей, до утра был слышен многоязычный гомон. Тасовались по этажам интересы всех мастей: от благородных пиковых до казенных треф. Да и споры здесь не были только научными. На почве быта доходило до национальной вражды. Однажды пришлось наблюдать ссору на кухне вокруг казенного чайника. Узбечка Маруфа тянула чайник на себя с воплем: — Это моя чайник! — Нет, моя! — отстаивал справедливость кубинец Эйван. Испытывая некоторую неловкость перед иностранцем, Таня вмешалась: — Маруфа, не «моя», а «мой». Маруфа неожиданно стала перед ней извиняться: — Я не знала, что это твой. Голова от всего этого шла кругом. Из Пущина прикатил Алешка с грузином Цотне. Последний оглоушил Таню красивой историей какого-то нового вируса шестиконечной формы. Рассказывал об этой экзотике с красивым странным названием AIDS — будто песню пел. И показывал его торжественную поступь в истории человечества. Потом ребята, подхватив девушек, повезли их и «чачу при свечах» в высотку эмгэушки. Вход туда оказазался по пропускам, выписывать которые следовало загодя, но у молодцев была своя практика. Они оставили девушек дожидаться у одного из четырех контролируемы входов, вошли внутрь с другого и уже через решетку передали спустя минут десять временные пропуска с несклоняемыми фамилиями Кобзарь и Мозель. — Между прочим, — с некоторой долей гордости проинформировала Вера, — в мире всего три универа вход куда контролируется охраной: Сантьяго-де-Чили, Сеул в Корее и родной МГУ. Но, как видишь, напрасно. Мужчины угощали мясом. Его название для ушей ленинградки Тани показалось новым — духовое. И несмотря на это, съедено было куда быстрее, чем приготовлено. Скоро было выпито все спиртное. А вечер только начинался. — Непорадок, — решил голубоглазый красавец-грузин, и, весело насвистывая мотивчик из «Травиаты», побежал транжирить последние аспирантские гроши, в чем никогда бы не признался. Но разве жалко? Вера зашипела на Алешку, и тот кинулся следом. Тихий хозяин комнаты, улыбчивый Теймураз, не знал, как развлечь милых дам. Вера воспользовалась моментом и предложила Тане забежать к своей знакомой. Они поднялись на семнадцатый этаж. На пороге их встретила колоритная ингушка в яркой косынке вокруг черной тугой косы до самого пояса. |