Онлайн книга «Полет Ворона»
Они вернулись на пригорок. Кузин отправился строгать сало, а Воронов направился к Елене, которая сидела стороне от прочих рядом с магнитофоном и слушала Джо Дассена. — Нравится? — спросил он. — Дассен? Не особенно. Но все веселей, чем пьяные бабьи разговоры… А вы что, уже позвонили? Быстро. — Есть предложение, — деловито сказал Воронов, словно не услышав ее вопроса. — Здесь уже лучше не будет. Если вы не любительница полусырой свинины второй категории, пьяных откровений, слез и танцев в голом виде, то не исчезнуть ли нам отсюда? Елена внимательно посмотрела на него. — Исчезнуть? Куда? — Я приглашаю вас в здешние леса. Вы же там еще не бывали. Удивительные леса, богатейшие. Грибов — море. Вы грибы собирать любите? — Нет. У нас в Солнечном на один гриб десять грибников. — Ну вот, а у нас в Волкино на десять тысяч грибов два грибника — мы с вами. Пошли. Она задумалась, потом решительно тряхнула головой. — Пошли. С собой они взяли корзинку, в которой Света принесла с кухни посуду, и полиэтиленовый пакет с ручками. Лес подействовал на них обоих умиротворяюще. Воронов рассказывал о своем деревенском детстве, о родных брянских лесах, о ягодах и грибах, съедобных и ядовитых, о целебных лесных травах, о повадках диких животных. Елена слушала, и ей было интересно. Воронов находил грибы за обоих. Он собирал штук пять-шесть, пока она находила хотя бы один — как правило, поганку, — а потом вставал рядом с ней и показывал: — Ну вот же, вот он, прямо у вас под ногами! Какой красноголовик! Не наступите. Она нагибалась и только тогда замечала гриб и брала его. Сознание столь явного своего преимущества над ней сделало Воронова благодушным и разговорчивым. От детства и отрочества он перешел к юности. У него была судьба, типичная для человека его склада: приезд в большой город с картонным чемоданчиком и аттестатом в кармане латаного пиджачка, завод, общежитие с лимитной пропиской, вечерний техникум, армия, снова завод, вечерний институт, квартира, в которую он тут же выписал из деревни мать, расчет вариантов и выбор пути. Целеустремленность, упорство, работа над собой, видение цели… И при этом он, рассказывая, не упускал ни один грибок на их пути, вынимал с корнем («Многие считают, что надо ножом срезать у земли, но это неверно — тогда начинает болеть грибница»), аккуратно складывал в корзину. — Смотрите, какой здоровый! — воскликнула вдруг Елена. — Где? — Да там, у елки. Она устремилась по направлению к большой темно-красной шляпке, высунувшейся из-под изогнутого елового корня. Но тут моховая кочка просела под ее ногой, и Елена неловко упала на бок. Воронов кинулся к ней, помог встать. — Как вы? Ничего не болит? Елена слабо улыбнулась. — Да вот, нога немного. Она сделала шаг, другой — и, вскрикнув, упала во второй раз. — Подвернула, кажется, — виновато сказала она. — Ничего, как-нибудь доковыляю. — Нет, — сказал Воронов, нагнулся и легко, как пушинку, поднял ее на руки. — Держите меня за шею. Крепче. Он снова нагнулся, подцепил корзину и зажал ее в кулаке той руки, которая держала Елену под колени. — Пустите, — сказала Елена. — Вам же тяжело. — Нисколько, — он улыбнулся. — Да, хорошо ходить в лес с изящной женщиной. — Хотя бы корзинку оставьте. — Ну уж нет! Зря старались, что ли? Да и ушли мы недалеко. Не успели. — Вы хоть знаете, в какую нам сторону? — Я хорошо ориентируюсь. Она крепко обняла его за шею. Его шаги укачивали ее как младенца. — Давненько меня на руках не носили, — сказала она, заглядывая снизу в его лицо. Он сосредоточенно молчал. Елена с наслаждением наблюдала, как тяжелеет его дыхание, переходя в сопение и пыхтение, как постепенно багровеет и покрывается потом его топорное лицо, наливаются кровью свинячьи, плебейские глаза, как начинают дрожать сильные руки, напряженно удерживающие ее и при этом не выпускающие корзину. «Еще сто шагов, — подумала она. — Нет, лучше двести. Или пока сам не попросит… Нет, такой не попросит…» — Стоп! — сказала она. — Спустите меня. Вы совсем измотались. Привал. — Осталось-то всего чуть-чуть, — прохрипел он, не выпуская ее из рук. — Тем более. Явитесь пред очи коллектива свежим и отдохнувшим. Он усадил ее на мягкий сухой мох, поставил рядом корзину, утер рукавом лицо и усмехнулся. — Коллектив до утра на берегу увеселяться будет. Если только дождь не зарядит. Я их знаю. — Жалеете, наверное, что не остались с ними? Сейчас бы веселились и гуляли, а приходится таскать на себе взбалмошную стерву. Он с наслаждением плюхнулся рядом с ней. — Вот уж не знал, что вы любите комплименты, — сказал он. — То есть? — Говоря про «стерву», вы явно стремились, чтобы я начал возражать. Я лучше промолчу. — И правильно. Тогда не придется врать… Кстати, силы подкрепить не желаете? — Это смотря как… Она достала из внутреннего кармана куртки плоскую прозрачную фляжку. — Увы, льда предложить не могу. Но, по-моему, и так достаточно прохладно. Лично я даже немного замерзла и очень не прочь погреться. — Она отвернула крышку и отважно хлебнула. На глазах у нее тут же выступили слезы, и перехватило дыхание. Она вздрогнула, резко выдохнула и протянула фляжку ему. Он взял фляжку и начал внимательно изучать ее, словно не веря собственным глазам. — Да вы хлебните, — сказала Елена. — Уверяю вас содержимое полностью соответствует этикетке. — Надо же, — мечтательно сказал он. — «Олд Граус» Мое любимое… Да, давненько… Он понюхал фляжку, осторожно поднес к губам, сделал первый, пробный глоточек, пошевелил языком, раскатывая виски по небу, потом глотнул второй раз, уже основательно. — Как вы узнали? — Что узнала? Что это ваш любимый напиток? Чистое совпадение, поверьте. Просто я, отправляясь на природу, всегда беру с собой спички, компас, свисток, чтобы отпугивать медведей, и фляжку с чем-нибудь крепким — на всякий случай. Ну там, обморок, шок, обморожение… — С шотландским виски двенадцатилетней выдержки? — Или с хорошим коньяком. Только действительно хорошим. — Да-а, — задумчиво протянул Воронов. — А ведь вы действительно стерва. Бесподобная, потрясающая, самая замечательная в мире стерва. Она взяла у него фляжку и отхлебнула еще разок, уже увереннее, мгновенно ощутив приятное тепло во всем теле. |