Онлайн книга «Ворон. Тень Заратустры»
|
Сверху великолепно просматривался весь остров. По задумке он поднимался по спирали, как башня с широкой террасой или балюстрадой. Взгляду не хватало свисающей по краям виноградной лозы, где люди могли бы отдыхать после дневного труда. В центре проглядывалась площадь, похожая на амфитеатр, а с самого берега тянулись стены. Точнее, их останки. Но и сам остов массивных укреплений впечатлял. «Стены Тира, Сидона, Багдада, Дамаска, Иерусалима, – думал о глобальном Шурка. – И всем этим стенам достаточно одной своей иерихонской трубы». – Как видишь, – прервал молчание Шипулин, – просто готовая площадка для идеального города. – Да брось ты. Идеальный город живет только в наших мечтах, как и Острова блаженных. – Причем у каждого – свой, – согласился Митька. – Ну, пойдем осьминога откушаем. Алеппские армяне здесь так славно кашеварят. – Мечтательно причмокнул, щелкнув на армянский манер пальцами. Захаров еще раз оглянулся на камеру. Мысль зацепилась за какое-то приспособление в стене и всколыхнула воспоминание об избитом полицейскими палестинце. Когда парня втолкнули в апартаменты начальника полиции, Захарова чуть было не стошнило на парчовое кресло. Палестинец больше был похож на Винни-Пуха после неудачного лазанья за медом. Лицо заплыло, как надувная подушка. Если бы не ссадины и кровоподтеки, можно было не сомневаться, что над ним потрудились пчелы. На одежде красовались грязно-розовые размывы. И омерзительная, влажная вонь камеры. Захаров про себя взмолился, чтобы сдержать рвотный рефлекс. – Этого господина вам не довелось видеть поблизости до, после или во время произошедшей трагедии? – перевел вопрос полицейского комитетчик. – Если б и видел, разве узнал бы? – Захаров развел руками. – Господин утверждает, что ему не доводилось видеть данного лица ни до, ни после. А в момент трагедии, – добавил от себя Дмитрий Алексеевич с непроницаемым выражением лица, – господин был занят вытаскиванием представителей сирийской охраны… Захаров долго молчал об инциденте. Сейчас откровенно спросил: – Там что-нибудь прояснилось с этим парнем, как бишь, – Фахри, Аль… Бен… – ну ты понял, о ком я? – Хрен их разберет. – Ну, их-то хрен может и не разобраться. Отметелили-то за что? – Рыли по теракту. Думаю, он просто оказался не в то время и не в том месте. – Тебе не показалось, что палестинец понимает по-русски? – Он закончил МГУ. – Даже так? Думаешь, он как-то связан со взрывом? – Не исключено. Только не твоя это епархия, Захаров. – Ну да, – почесал нос Шурик. – В общем, кому-то поделом, а кому-то и по несытой морде. Он дотронулся до щеки. Кожа облупливалась, как кожура молодой картошки. В нескольких местах затвердела корочка, болезненная, зудящая, некрасивая. – Так и напрашивается, чтобы ее сковырнуть, – посетовал Шурик. К отъезду она все же успела отвалиться. Лицо засветилось розовой поросячьей шкуркой. Физиономия не то сифилитика, не то прокаженного. «Хрен редьки не слаще», – расстраивался Шурик, не представляя, как он явится в такой красе пред карие очи своей благоверной… «Спасла Лола…» – помянул он на добром слове стюардессу, а в такси совсем воодушевился. Однако встреча не задалась с порога. Лика обняла, прижалась, а через секунду отстранилась, как чужая. Движения ее были скованными, появился какой-то холодок в голосе. Рассказывая о домашних делах, она не смотрела на Шурку. Докладывалась по-деловому, без всякого запала, будто отчитывалась. И лишь один вопрос о нем: – Как поездка, удачная? Вот Шурка и скис: – Я вам тут всякой всячины понавез, разбери пока. – Пока что? – Пока с Антоном поздороваюсь. – Как знаешь, – с ледяной твердостью отрезала Лика. У Скавронских было нараспах, сквозняк донес запах шкварок. – Здорово, мерзавец! – Он крепко обнял Антона. – Привет, педераст! – Скавронский нагло ухмылялся. – Эй, я не посмотрю, что старый друг, живо ногу-то последнюю отрову. Ничего себе поприветствовал. Он тяжело соображал, обижаться ему или спустить явное оскорбление. Так и не определившись, Захаров залез в кухонную подвеску и по-хозяйски вынул хрустальный графинчик. – Вы что, сговорились все наизнанку меня встретить и приголубить чем придется? – А какого рожна на тебе штукатурки, как на кемеровской бляди? – Ха! – выдохнул рябиновой «скавроновки» Шурка. – Не знаю, в тех борделях не бывал. – Тогда рассказывай про те, в которых морду вывалял, эгоист. – Прости. – Он закинул в рот несколько кусков жареного сала, смачно похрустел и достал вторую рюмку. – Ты мне скажи, куда девчонки поступили. Я ж в неведении, а у Лики спросить не решился. Холодна, как ваксберг в океане и прочие рабиновичи. – Сегодня у девок большая мандатная. Матерно звучит, нет? – Друзья чокнулись. – Сойдет? – Годидза! – Лике тут хватило треволнений. То выпускные балы, то милиция. Откуда у наших женщин на все сила берется? – Какая милиция? К словечку пришлось? – Какое уж тут. Тебе Аленка что, не рассказывала про распроклятый день? – Откуда? Я на следующий день уже в Москве был. – Тогда поясняю: из-под носа доблестного конвоя сбег Ленчик, Беня Крик местного разлива. Причем удрал на мотоцикле твоего тезки с гордой фамилией Жуков. – Даже так? – Мотоцикл обнаружился в нашем подвале. Были вскрыты кладовки всех соседей. Ничего не пропало. Но… – Но тень подозрения пала на девчонок? – Мотоцикл нашла Надежда. – Антон отвернулся. – А трясли обеих. – Постой-постой. Она нашла и сообщила в милицию? – А вот тут ты ошибся. Заявление писал Саня. – Лихо! В сегодняшней спевке он принимает участие? Антон понуро кивнул. – Ну, Адамыч, давай еще по одной, и я пойду супруге помогать салаты резать и жрать. Кабы Антон не знал его, он поверил бы на слово. Нутром он почуял, что Шурка на взводе, и не хотел, чтобы Жуков попался под горячую руку. И так ходил как привидение, видно, раскаивался. А что там еще – кто знает. У Антона роилось множество сомнений. – Не ерепенься, – жестко подрезал он намерения соседа разобраться как следует и наказать кого попало. – Не дети уже. Свои головы на плечах. Такая тоска появилась в его глазах, что у Шурки сердце сжалось: – Ты скорее подкатывайся. Привез кое-что. Есть чем тебя порадовать и что поведать: удивительное и невероятное. |