Онлайн книга «Слуга Смерти»
|
— Ты сын Марты Блюмме? — спросил я на всякий случай. Он кивнул. — Вот как… Тем интереснее. И зачем же сыну Марты Блюмме понадобилась жизнь тоттмейстера? — Я не хотел вас убивать… — пробормотал он. — Конечно. Ты оставил две пули в моем слуге просто на память. Будь уверен, я тебя не забуду! — Пули? — Ты вчера караулил меня около собственного дома? — рявкнул я ему в лицо. — А ну отвечай! Ты стрелял? — Никак нет… — выдавил он и добавил, — господин тоттмейстер. Я н-никогда… — Ты убийца? — Никак нет, господин!.. Страх рвал его тело десятками клешней, глаза его были широко распахнуты и покорны. С таким лицом не врут. Мальчишка, может, рехнулся, но не лгал. Я на мгновенье даже пожалел об этом — новая фигура на доске оказалась решительно бесполезной, неуместной и странной. И означало это одно — фигуры противника пока находятся даже вне поля моего зрения. Паршивый дебют, что еще сказать… — Ты следил за мной вчера? — Никак нет. Я иду за вами с сегодняшнего утра, господин то… — Замечательно. Зачем ты шел за мной? Он опустил голову: — Я… Моя мать… — Убита, знаю, — может, мне стоило говорить аккуратнее, но сейчас было не до того. — Я присутствовал на осмотре ее тела, как ты знаешь. Значит, заприметил меня там? И что дальше? Зачем следил за мной? — Моя мать… — повторил он неуверенно. — Вы… поднимали ее. Это слово далось ему с изрядным трудом, хотя для меня не обозначало ничего особенного. «Поднимали»… Я вспомнил женскую фигуру, утратившую сходство с человеком — нелепо стоящую на негнущихся ногах, испачканную в крови, сухой треск выстрела… — Я помню это. И что? — Я хотел знать… Фигура и в самом деле оказалась нелепой и неуместной. Мне захотелось рассмеяться, но напряжение после погони и ее развязки сказывалось — смех получился низким и трещащим, как кашель. — Ты хотел узнать, что она мне рассказала? Твоя мать? Он осторожно поднял голову. Лицо было искажено и по-прежнему бледно. Но я разглядел в нем какие-то новые черты. — Да, господин тоттмейстер. — О Боже. Для чего? Вопрос вырвался сам собой, я мог его и не задавать. Просто потому, что уже увидел его лицо. И новое выражение на нем. — Чтобы найти убийцу. Самому. Уместно было бы вновь засмеяться, но я чувствовал, что уже не способен на это. Проклятый мальчишка, юный идиот, самонадеянный кретин… — То есть ты думал побеседовать со мной, а? Ненавязчиво поинтересоваться, что я узнал у твоей мертвой матери, ну и, заодно, чтоб смертоед не уклонился от неприятного разговора, ткнуть ему пистолетом в лицо? Так? Он промолчал. Видимо, чувствовал, что ответ на этот вопрос не обязателен. — Безмозглый чурбан! — я же как раз чувствовал потребность высказаться. — Болван! Стянул дедушкин пистолет и решил поиграть с тоттмейстером? Вообразил себя охотником? Приключений захотел? Будь спокоен, тебя я поднять не смогу, твоих куриных мозгов не хватит… Зато я с легкостью мог тебя застрелить! Понимаешь? Он понимал. Страх, еще минуту назад сотрясавший его, куда-то улетучился, и я с удивлением встретил его взгляд — полный неуверенности, волнения, стыда, но не страха. Достаточно твердый взгляд, если таковым может обладать подросток, еще не начавший бриться. — Твоим родным стоило бы выпороть тебя так, чтоб шкура слезла… — У меня нет родных, господин тоттмейстер. — Нет?.. — Мать. Была. Теперь нету. Пистолет не дедушкин, купил в ломбарде… — Небось, заложив гимназическую форму? — проворчал я. — Ты действительно дурак даже для своих годов. — Что она сказала? Он спросил это таким голосом, что я запнулся, и новая порция обидных, но нужных слов замерла где-то на полпути из легких к горлу. — И ты думаешь, я скажу тебе? Да я лучше оттащу тебя к жандармам, пока ты не нашел то, что ищешь! Потому что если ты найдешь, это будет последнее в твоей и без того затянувшейся жизни! Он как будто не услышал меня: — Она что-то сказала? — Да. Что ее сын окончательно выжил из ума. При жизни она такое не говорила? Мертвецы иногда повторяются… Я ожидал хоть какой-то реакции, но увидел лишь, как растопырились его ноздри. — Я должен знать. Может, сказать ему, что его мать погибла случайно, ударившись головой о дверной косяк? И просила передать ему, чтоб получал отличные отметки и не выходил в зиму без шерстяного шарфа?.. Я вздохнул. Все-таки некоторыми вещами шутить не получается даже через силу. Раньше, перед тем как отпустить остроту вроде этой, я бы даже не задумался. — Ничего она не сказала, — бросил я. — Ты ее тело видел?.. Даже если бы и хотела, уже не… Соображаешь, надеюсь. Об ее убийце я не знаю ничего. Кроме того, что он положил глаз и на меня. Он помолчал, глядя себе под ноги. Его лицо определенно относилось к тому типу лиц, по которому невозможно прочитать мысль. Еще несколько минут казалось, что я видел его чувства, как на ладони, но то был всего лишь страх, колыхнувший его лицо, как всплеск камня в тине может колыхнуть ненадолго застоявшееся болотце. Впрочем, трагическая смерть близкого родственника еще и не так может изменить человека. * * * Лучшим доказательством этого была смерть Карла Даница. Смерть не самого Карла — насколько я знал, он жив и пребывает в добром здравии — но смерть, изменившая его. Изменившая еще больше, чем по обыкновению меняются люди после того, как у них остановится сердце. У Карла Даница был старший брат. Я видел его мельком — огромного роста верзила-улан, огненно-рыжий, сильный, как медведь, и абсолютно бесстрашный — он лез на французские пики, как обезумевший викинг, прущий на тонкие копья англосаксов. Я не запомнил его имени, но образ этого огромного, дышащего войной и пороховой гарью существа, засел в моей памяти надолго. Сам Карл был почти полной противоположностью брату — сутулый, отнюдь не высокого роста, с болезненно-рыхлой кожей и запавшими, точно от постоянной слабости, глазами. Говорил он тихо, улыбался едва-едва, да к тому же еще и заметно картавил. В магильерском деле таланты его тоже не выделялись, ему по силам было поднять трех-четырех тщедушных покойников и протащить их милю или две, но после он едва не терял сознание и долго отлеживался, страдая головными болями и приступами дурноты. Словом, славы тоттмейстера он никогда бы не снискал, в нашем полку были парни куда как сильнее, такие, которым нипочем было поднять десяток покойников недельной давности и с такой силой бросить их на жалящие картечью вражеские батареи, что останавливались они, только когда им начисто срывало головы. Одарив Карла неказистой внешностью и слабым талантом, Господь Бог не вздумал отыграться на ином, как это иногда ему свойственно — если в груди старшего брата огонь войны полыхал постоянно, младший боя не искал, страшно терялся при артобстрелах, а однажды едва не шлепнулся в обморок, увидав неподалеку живого француза. Но в том году потери нашего полка были серьезные, и на людей вроде Карла Даница смотрели сквозь пальцы, однако и не пряча глубоко презрения. |