
Онлайн книга «Прекрасное далеко»
— Вон там какая-то тропинка, — говорю я. — Идем по ней. Когда мы отдаляемся, дверь тает в камнях. — Джемма! — пугается Энн. — Она исчезла! Сердце как будто стиснули тугой петлей. Я пытаюсь не потерять рассудок. Шагаю к камням — и светящаяся дверь вновь появляется. — Ох, слава небесам! — говорю я с облегчением. — Идемте! — просит Фелисити. — Я хочу увидеть сад. Я хочу… Она не договаривает. Мы идем по тропинке между камнями. Несмотря на то что на них оставили множество отметин время и грязь, камни горделиво демонстрируют резные изображения множества женщин. Иные из них молоды, как мы; другие — старые, как сама земля. Некоторые, без сомнения, воительницы, они держат мечи, подняв их навстречу солнечным лучам. Одна сидит в окружении детей и оленят, а ее длинные волосы волнами падают на землю. Другая, одетая в металлическую кольчугу, сражается с драконом. Жрицы. Королевы. Матери. Целительницы. Все возможные качества женщины представлены здесь. Энн, разинув рот, уставилась на женщину с драконом. — Как ты думаешь, кто они такие? — Наверное, они из Ордена, а может, и еще старше, — говорю я. Я провожу рукой по изображению трех женщин на длинном судне вроде баржи. Та, что слева, совсем молода; та, что справа, немного старше; а в центре высечена старая карга, держащая над головой фонарь с таким видом, словно кого-то ждет. Картина рождает странное ощущение, словно я мельком заглянула в будущее. — Они удивительны, правда? — Что в них действительно удивительного, так это то, что на них нет этих чертовых корсетов, — хихикает Фелисити. — Ох, Джемма, давай поспешим! Я просто не в силах уже ждать! Тропинка ведет нас через поле высокой пшеницы, мимо аккуратных рядов оливковых деревьев и грота, где раньше стояли руны Оракула. И вот наконец мы оказываемся в саду, который привыкли считать нашей территорией. Как только мы ступаем на знакомую землю, Фелисити бегом бросается вперед. — Пиппа! — кричит она. — Пиппа! Пиппа, это я, Фелисити! Мы вернулись! Она заглядывает кругом, за все деревья, за камни. — Где же она? Я не в силах признаться, о чем думаю, — наша дорогая подруга Пиппа навсегда потеряна для нас. Или она перешла наконец через реку в мир по другую сторону от нашего, или она связалась с тварями Зимних земель и стала нашим врагом. Я жду, когда искра магии вспыхнет во мне, но — нет, ничего такого, что было в прошлом, не происходит. Я утратила навыки, похоже. «Ладно. Начни с чего-нибудь простого, Джемма». Я хватаю горсть листьев и сжимаю их в кулаке. А потом закрываю глаза. Сердце начинает биться быстрее, потом меня вдруг охватывает жаром. Вся моя жизнь — весь опыт, все переживания, прошлое и настоящее — молнией проносится сквозь меня. Кровь наполняется чем-то новым. Губы расплываются в восторженной улыбке. И когда я открываю глаза, листья в ладони превращаются в рубины. — Ха! Посмотрите! — кричу я. Я швыряю драгоценности вверх, и они сыплются обратно красным дождем. — Ох, как давно мы не играли с магией! Энн тоже набирает пригоршню листьев и дует на них. Листья взлетают от ее дыхания и медленно опускаются к ногам. Она хмурится. — Я хотела, чтобы они превратились в бабочек. — Эй, дай-ка я попробую! Фелисити хватает горсть листьев, но как она ни старается, они не превращаются ни во что. — Почему я не могу их изменить? Что случилось с магией? И как же у тебя получились рубины, Джемма? — Я просто захотела, и они появились, — отвечаю я. — Джемма, а ты умна! Ты и правда привязала магию к себе! — говорит она со смесью благоговения и зависти. — Должно быть, теперь вся она до последней капли живет в тебе. — Похоже, это действительно так, — говорю я, но сама не могу в это поверить. Я поворачиваю руки ладонями вверх, потом ладонями вниз и смотрю на них так, как будто в первый раз вижу. Но это все те же самые обыкновенные веснушчатые руки, которые всегда у меня были… и тем не менее… — Сделай что-нибудь еще! — приказывает Фелисити. — Что, например? — спрашиваю я. — Преврати вот это дерево в дракона… — Только не в дракона! — испуганно перебивает ее Энн. — Или преврати этот цветок в красивого джентльмена… — Да, это мне нравится, — кивает Энн. — Ох, честно, Джемма! В тебе ведь теперь целый Храм! Делай что вздумается! — Хорошо. У моих ног лежит небольшой камешек. — Хм… я сейчас превращу его… ну, в… — Сокола! — кричит Фелисити. А Энн одновременно восклицает: — В принца! Я касаюсь камня и ощущаю, что мы с ним словно стали единым целым; я слилась с землей, стала ее частью. Что-то скользкое ударяется о мою ладонь с громким «ква!». Лягушка, вытаращив большие глаза, оглядывается вокруг, должно быть, потрясенная, что перестала быть камнем. Энн морщится. — Я-то надеялась на принца! — Но ты можешь поцеловать лягушку! — предлагаю я, и Фелисити смеется. Энн срывает маргаритку и по одному общипывает лепестки. — Если ты собрала в себе всю силу, Джемма, что это означает для нас? Смех Фелисити прерывается. — Ты нам не оставила совсем ничего… — Но как только мы заключим союз с другими племенами в сферах и ударим по рукам, мы разделим магию… — Да, но на это могут уйти месяцы, — возражает Фелисити. — А прямо сейчас что? Энн кладет на колени изуродованную маргаритку. Она не хочет смотреть на меня. Мгновение назад меня переполняла радость. А теперь я чувствую себя ужасно виноватой из-за того, что обладаю силой, а мои подруги — нет. — Если я — Храм, со всей его магией, — запинаясь, говорю я, — тогда я должна суметь поделиться ею с вами, как делился с нами Храм. — Я хочу попробовать, — тут же говорит Фелисити. Она кладет ладонь мне на руку. Ее жадные пальцы греют сквозь рукав, и мне хочется стряхнуть их. Я ведь не знаю, что будет, если я передам часть магии Фелисити; не останется ли мне слишком мало? Не захватит ли она сама еще больше? — Джемма? — произносит Фелисити. В ее глазах горит такая надежда — я была бы последней дрянью, если бы отказала подругам. — Дай мне руки, — говорю я. Через секунду мы крепко держимся за руки. Я чувствую притяжение, почти изысканную боль. Как будто мы стали одним человеком. В моей голове звучат обрывки мыслей Фелисити. Свобода. Сила. Пиппа. «Пиппа» — самое сильное желание, и я ощущаю тоску Фелисити по утерянной подруге как глубокую рану. Мы разъединяем руки, и мне на мгновение приходится прислониться к дереву. |