Онлайн книга «Игра магий»
|
— Миску-то отдай, не одна ты туточки, — убежденно в своем праве распоряжаться отозвался свиномордый, как обычно звали роллов, если хотели их задеть. Получив миску, он длинно, с присвистом вздохнул и продолжил: — Не одна ты, нужно тебе теперь ждать. Вот прибудет ктой с начальства, тогда почнут тебя спрашивать… А ты — отвечай на все, что спросят, иначе ко мне попадешь, а тоды уж — все расскажешь, даже чего и не было. — Ты палач, что ли? — удивилась Нашка. Удивилась тому, что вот сразу не поняла отвратительной работы и роли этого самого ролла. — Точнее, пытатель? — А то, — снова вздохнул местный, — но названье мое значица как дознаватель, и ты впредь того не забывай, дикая, я — не злой, но бывает, что и серчать починаю, поняла? И он ушел, шаркая когда-то сломанной ногой. То, что он подошел к Нашке прихрамывая, а она и не заметила, было нехорошо, до такой степени терять внимание не следовало, опасно было чрезмерно распускаться. Так что занялась Нашка самым для себя нужным и продуктивным делом — принялась успокаиваться, думать о своем далеком родном острове, о волнах, что набегают на песчаные берега, о Маршоне немного вспомнила, о его подруге Натурке, доброй женщине, из тархов-птицоидов, нежной и стеснительной, неуверенной в себе, но теплой какой-то особенной, женской мягкостью, которой самой Нашке всегда не хватало, а потому подружились они, как казалось, навеки… Вот только век этот для Натурки оказался короток. Металлический засов с каким-то хитрым поворотным ключом заскрипел, как только железо по железу может скрипеть, и к Нашке вошел какой-то новый стражник, на этот раз — действительно офицерик, невысокий, круглый, из людей. Нашка видела их не очень много, было время, когда даже сомневалась, что они, люди-то, на свете вообще водятся, как циклопы какие-нибудь или пегасы. Хотя нет, пегасов, как и единорога, Натурка сказывала, однажды видела самолично. А вот про циклопов разные слухи ходили, поговаривали, что давным-давно их истребили лестригоны. Человек-офицер спросил хмуро: — Ты — та самая быстричка из вольноотпущенных гладиаторш? — Я не гладиаторша, — отозвалась Нашка, по-прежнему разглядывая диковинную сущность, которая явилась так внезапно, — я — жонглер. Если угодно, бродячая актерка, циркачка, но — не гладиаторша. Нас обманом… — Знаю я эту историю, — кивнул офицерик. Был он невысок ростом, по сравнению с двумя огромными ограми, которые тоже явились с ним. Глаза у него поблескивали странным блеском ума и лукавства. — Ее у нас в городе, почитай, все знают. Ты поднимайся, краснокожая, тебе сейчас на выход… — Да неужто? — удивилась Нашка. — А что так? Она все же поднялась, помогать себе ограм не позволила, хоть и скривилась, но справилась самостоятельно. И, постояв немного, покачиваясь, сумела и ноги переставлять. Сказалось, подумала она с тайной усмешкой, частое пьянство, научилась, привыкла даже, что ноги плохо слушают, а идти куда-то надо… Ха! Они вышли в коридор, офицерик шел сбоку, пропуская ее вперед. Был почти вежлив, насколько может быть вежливым стражник, зато говорил он вещи неприятные: — Вот что, девушка, быть тебе сегодня опять на воле, но далеко не уйдешь. Тебя брат того богатенького, кого вы с Сапогом убили, теперь примет. — Как это — примет? У ворот острога, что ли? — Зачем же у ворот, дадут, наверное, чуть погулять по городу, не у стражников же на виду тебя убивать?… Это нам не с руки, мы все же за порядок в городе отвечаем. Да только тебе это ничего хорошего не обещает, как ни крути. Они вышли в небольшую кордегардию, где даже стояли у стены станки с вставленными в них копьями, а на некоторых даже висели недлинные стражнические мечи. Еще тут был столик, величиной чуть больше пары Нашкиных ладоней, но на нем умещался какой-то свиток и чернильница с пуком грязных, обгрызенных гусиных перьев. За приспособлением для письма стоял стул, на него-то офицер и уселся, жестом показав Нашке, что она должна стоять у стены противоположной. Огры оттащились за ней и приняли стойку по бокам, им было тесно в этом невысоком помещении, один даже голову вынужден был склонить и все же терся иногда о низкий свод. — Так ты… стражник, знаешь обо всем? Вы заодно? — С братом Боната? А ты как думала? Это выгодно. — Значит, вам уже заплатили, — поняла Нашка уныло. — И когда они придут? — Не знаю и знать не хочу… — Человек-офицер посмотрел на Нашку, будто бы она уже мертвая и лежит перед ним хладным трупом, вот только еще почему-то разговаривает, шевелится, даже о чем-то волнуется. — Сразу решительных драчунов против тебя не найдешь, выходит, ему нужно пару-тройку часов на подготовку отвести. Зато потом… — Ясно, — согласилась Нашка. — Деньги вернете? И оружие мое… Офицер, услыхав про деньги, только хмыкнул. — Поверь, монеты тебе уже не понадобятся. А вот про палку твою… Что же, ради интереса, — он мельком посмотрел на своих подручных, — можно вернуть. — Я еще и про кинжал говорю, и про поясной нож, и еще один метательный у меня был… — Обещаешь, что тут не пустишь их в ход? — спросил офицер. Идти и разговаривать с каким бы то ни было начальством, разумеется, заранее было совершенно бесполезно. Как и везде, должно быть, про этих стражей законности и покоя было хорошо известно — грабители они и есть, едва ли не самые злобные, настырные и вредные, куда круче, чем простая уличная шпана. — Об этом можешь не волноваться, господин офицер, — согласилась Нашка. — Слово даю. Только верни оружие. Или считай, что я его выкупаю теми золотыми, что в кошеле моем были… — Ладно, тогда вернут тебе твои железки. Если сумеешь, попробуй отбиться… Только я сомневаюсь, что получится. Очень уж серьезных бойцов против тебя нанимают, и в изрядном количестве. — Он чуть хмыкнул, по-прежнему с заметным любопытством разглядывая Метательницу в упор. — Ты ведь у нас теперь в некотором роде — знаменитость, вольноотпущенная. И даже, похоже, что главная среди прочих, не один год будет теперь о чем в кабаках гундеть… Нашка поправила разорванную чуть не до пупа рубаху, пожалела, что плащ ее остался на полу в доме Васохи, и подняла избитую свою рожицу. — И что же, у меня никакой возможности уйти? — Только если ты испаришься из города так, как и волшебники не умеют. Она пожалела на миг, что не послушала Сапога, когда он перед смертью обещал ее укрыть, объясняя, что в противном случае ее блокируют в Крюве так, что и у крысы, загнанной в угол, будет больше вариантов избежать непременной встречи с нанятыми убить ее головорезами. Но лишь на миг. Когда Нашка получила свои ножи и боевую дубинку и потопала через площадь у здания магистрата в темноту, в сторону порта, удаляясь от факела, который трепыхался на ветру, как сырое белье, она уже не сомневалась — она поступила так, как и следовало. И теперь пусть все обернется, как должно выйти… Пусть и представляется сейчас совершенной безнадегой. |