Книга Шок от падения, страница 14 – Натан Файлер

Но он хочет быть уверенным.

Закончив с приготовлениями, я беру пульт и нажимаю кнопку, приводя в движение механическую руку, которая медленно поднимает ее в воздух.

— Спасибо тебе за помощь, — говорит миссис Грининг.

Сегодня у нее хороший день, бывают дни, когда она не может говорить. Думаю, Джейкоб предпочел бы, чтобы она не разговаривала.

Он вылил содержимое сборника для мочи в пластиковый кувшин, пока я стелил свежие простыни и взбивал подушки.

— Сегодня я посижу в кресле, — сказала она.

Джейкоб подставил электрическое кресло-каталку. Он поддерживал ее шею и голову, а я нажал кнопку. Из кухни донеслось пиканье микроволновки, и он пробормотал:

— Я сейчас. — И пошел за чаем.

— А где поднос?

— Вон там, на столике.

Она указала рукой, но даже это движение далось ей тяжело. У нее были лучшие дни и худшие дни. В худшие она не могла делать вообще ничего.

Я вставил поднос в специальные прорези на ее кресле, и она спросила:

— А за своей мамой ты тоже так ухаживаешь?

— Что? Моя мама не…

У нее была длинная стройная шея, но крючковатый нос. Я не мог решить, кто из них красивее, она или мама. Но, думаю, это не важно.

— То есть я хочу сказать…

— Вот, ма, держи. — Джейкоб вернулся и поставил еду на поднос. — Осторожно, горячо.

Он видел меня. Конечно же, он видел меня. Как я подглядывал в окно, следил за ним, смотрел на его маму. Да какая разница? Кому не хочется разболтать свои секреты?

Меня выгнали из школы на две недели. Мама с папой и я сидели на одном конце стола, а заместитель директора — на другом.

— Такое поведение в школе, да и вообще в нашем обществе — недопустимо, — говорила она.

Наверное, мои родители кивали.

Я уткнулся взглядом в ладони: мне было стыдно поднять глаза. Мама сказала, что я очень сожалел о своем поступке и что пришел из школы домой белый, как привидение, а заместитель директора ответила, что она в этом не сомневается, поскольку и она, и другие преподаватели всегда считали меня спокойным, вдумчивым учеником.

Я так сильно сжал кулаки, что на ладони отпечатались полукруглые следы от ногтей. Я чувствовал, что она смотрит на меня, пытаясь проникнуть в мои мысли. Может быть, в семье что-то случилось? Может, меня что-то беспокоит?

Мои родители покачали головами.

Наверное.

Но это все не имело значения, поскольку, когда я вернулся в школу и занял свое место на утренней перекличке, его ухмыляющаяся физиономия появилась рядом со мной.

— Ладно, проехали. Мне было не больно.

Я думаю, ему было нелегко решиться пригласить меня к себе в гости, но тем не менее он это сделал. Он сказал:

— У меня есть «Гранд Зефт Ауто», хочешь поиграть?

Так мы начали дружить. Мы общались после школы. Хотя мне трудно сосредоточиться на играх, даже на тех, что мне раньше нравились. И то же самое с уроками. Вот вроде я слушаю, все понимаю, мне интересно, а в следующий момент голова абсолютно пустая.

Мне было легче сосредоточиться, когда я помогал ему ухаживать за миссис Грининг. Но это случилось не сразу. Сначала я ждал на кухне, пока Джейкоб не сделает все, что нужно, но со временем я стал помогать ему со всякими мелочами: заваривал чай или настраивал радио, пока он измельчал таблетки.

Но через пару месяцев я уже помогал ему во всем и даже решил, что, может быть, после школы пойду учиться на врача.

Я знаю, это глупо.

Сейчас я понимаю.

Я не прошу сочувствия. Раньше меня часто жалели, преимущественно медсестры, как молоденькие, еще не научившиеся держать себя в руках, так и сентиментальные мамаши, которые, глядя на меня, сразу представляли, что такое могло случиться с их собственными детьми. Одна медсестричка однажды сказала мне, что чуть не плакала, читая мою историю болезни. Я послал ее куда подальше. И с этим было покончено.

Прямо сейчас я смотрю на свои руки. Я смотрю на пальцы, стучащие по клавиатуре, на неотмывающиеся темно-коричневые пятна, костяшки, желтые от табака, на обкусанные ногти… Трудно поверить, что я тот же самый человек. Неужели это те же руки, которые переворачивали миссис Грининг в постели, которые аккуратно втирали мазь в ее пролежни, умывали ее и причесывали.

— Мы будем у меня в комнате, ма.

— Хорошо, милый, — сказала она, поднося ко рту ложку горячего пюре и проливая соус. — Только не очень шумите.

Стены его комнаты были увешаны афишами модных в начале 90-х рейвов, вроде «Хелтера Скелтера» и «Фантазии». Это глупо, поскольку в те времена, когда это все происходило, мы были еще детьми, но он любил распространяться, как измельчала и коммерциализировалась танцевальная музыка. Думаю, на самом деле он просто хвастался передо мной своим старшим братом, который оставил ему все это барахло после того, как ушел в армию.

Ну, мне, по крайней мере, так кажется.

Он не умничал, просто хотел поговорить о своем брате, и тогда я начинал говорить о своем. Но я это понял только сейчас, когда написал.

Я открыл гардероб и достал ведро с водой и разрезанной бутылкой из-под кока-колы, плававшей в слое пепла. Этим мы с Джейкобом Гринингом тоже занимались вместе. Он порылся в комоде, извлек оттуда все, что осталось от нашей десятифунтовой порции «вонючки», и стал складывать траву в чашечку из фольги.

Я не знаю, может, вы и курили когда-нибудь бонг, но Джейкоба этому научил его брат. Чтобы наверняка с ног валило.

— Скажи, а что ты такого сделал? — спросил он ни с того, ни с сего.

— Ты о чем?

— Ты знаешь о чем.

— О чем?

Он поджег листья, и бутылка медленно поднялась над водой, заполнив камеру густым белым дымом.

— Почему тебя отчислили из младшей школы? Говорят, что ты…

— И что же они говорят?

Он посмотрел прямо на меня. Вроде как испуганно. Потом сказал:

— Ладно, проехали. Давай, ты первый.

Я встал на колени и сделал длинный, глубокий вдох. Наконец мои губы коснулись воды, и я задержал дыхание.

Он сжал мое плечо.

А может, показалось.

Я задержал дыхание.

— Ты знаешь, о чем я, — снова сказал он, на этот раз тише. — Можешь мне рассказать, если хочешь. Честно…

Я задержал дыхание и начал пересказывать ему его разговор с мамой, который случайно подслушал, когда зашел в кухню. Они говорили о самых обычных вещах, о том, что он делал в школе и какие у нее ужасные боли, а потом она сказала кое-что. Она сказала:

— Твой брат сегодня звонил. Говорил, что тяжело ему в тюрьме, Джейки, очень тяжело…