Онлайн книга «Фактор Николь»
|
Нет, не подумай о них плохо. Дети здесь не ходят на выставки. Дети ходят в кино, в ночные клубы, иногда в школу. И им везде наливают! Без всякого документа! А с выставки – автомобили. Представляешь, у них такая мода! Только проходит какой-нибудь салон, только тачку успели сфотографировать для каталога, а она уже здесь – возле первой музыкальной школы! Кстати, напрасно ты думаешь, что у них принято ездить на «бумерах». «Бумер» – это кино для бедных. Они любят «бентли», «ягуары» и «лексусы». Но пока я пишу тебе эти строки, мода может поменяться! У них с этим быстро. Я тут познакомилась с девочкой Диной, она сразу меня узнала, между прочим! Она читает мой ЖЖ! Я очень популярна, а ты говоришь, что я – бестолковая. А Дина сказала, что никогда не видела более идиотской шляпки. А я сказала, что одному очень хорошему мужчине она тоже никогда не нравилась. Очень хороший мужчина – это я о тебе. Потому что ты действительно очень хороший. А шляпку я выбросила. Дина была рада. Сама Дина ездит на Z4, но считает это полным отстоем. Тебе нравится слово «отстой»? Она познакомила меня со своей учительницей Натальей Станиславовной. Алекс, это не то, о чем ты подумал. Хотя я, конечно, всегда хотела научиться играть на домре. Именно на домре, потому что в класс игры на фортепиано меня не приняли три раза. И все, что ты слышал в моем исполнении, – это самоучитель. А освоить домру с помощью самоучителя я так и не смогла. Кстати, ты не помнишь, в этой стране можно было купить домру в магазине? Или их доставали только по блату? Yo u know, [10] она сразу приняла меня как родную. Хотела даже упасть в обморок. Совсем как твоя мама. Помнишь? Когда твоя мама увидела мои ногти, покрытые зеленым лаком, а я сказала, что делаю его сама, что это очень просто – берешь белый перламутровый, капаешь туда зеленки, совсем чуть-чуть, важно не переборщить… Или она не тогда упала? А когда я сразу осталась у вас ночевать? И мы встретились с ней в дверях ванной? Кстати, я до сих пор обижаюсь. Почему ты тогда не пошел со мной? Твоя мама – очень нежная женщина, Алекс, на расстоянии я это особенно хорошо чувствую. Скажи ей об этом. Только пусть она не подходит к моему компьютеру, потому что моя стартовая страница может ей не понравиться. Или наоборот, она может ей так понравиться, что бедный будет твой папа. А с твоим папой мы так до сих пор и не нашли общего языка. Он очень плохо говорит по-английски. А по-русски он совсем меня не слышит. Ты похож на него, Алекс. Я посмотрела на Наталью Станиславовну и сказала: – Мне с вами будет хорошо. Я уверена, что мне с вами будет хорошо! Она очень уютная женщина. И богатство ее совсем не испортило. Хотя многих в этой стране оно просто подкосило. Наша преподша по матанализу, помнишь ее? Ляля Галя, молоденькая такая? Была. Я встретила ее в салоне (это у них так теперь называются парикмахерские, хотя парикмахерские есть тоже, но в них, как обычно, парик и мохер). Я сделала укладку на своей лысине, прежде чем идти в музыкальную школу. Все-таки искусство должно быть с народом. То есть везде. А она, Ляля Галя, сделала себе пластику! Не в салоне, не волнуйся, а в швейцарской клинике! Нос, губы, глаза, грудь тоже (пятый размер!) и жопа. Спрашивается, зачем делать жопу, если все равно преподавать матанализ? Алекс, их сильно подкосило богатство! Они называют себя олигархами (и их женами), но все, практически поголовно, голодают! А на отдых они ездят в джунгли, тайгу и разного рода пустыни, чтобы быть там поближе к природе (жизнь без унитаза – это первый признак близости к природе, ты знаешь). Кстати, я тут подумала, что в послеследующей жизни я буду олигархом (или его женой). В этом есть большая сила воли. Миллиард баксов и дистиллированная вода на завтрак, обед и ужин. Мне надо это попробовать. А в следующей – все-таки кошкой. И жить я буду у такой, как Олька. Поэтому кошкой, а не котом. Котов Олька кастрирует. В этом есть что-то личное, ты не находишь? Я сказала Наталье Станиславовне, что у меня есть недостатки. Призналась даже в самом страшном. Зажмурилась и выпалила: – Я храплю. – У меня свекровь тоже храпит, – сказала она. – Вы хотите положить нас с ней в одной комнате? Я этого не перенесу! Ты же знаешь, Алекс, что я не могу долго находиться в одном помещении с посторонними людьми. Я начинаю с ними общаться, брататься. Я начинаю их любить, хотя, на первый взгляд, вроде бы и не за что… – А почему «положить»? – спросила Наталья Станиславовна. – Ну, на ночь, – пожала плечами я. – Нет. У нее – муж, Сергей Никитич. Он считает, что моя свекровь – ангел. Без ее храпа он не может заснуть. Он возит ее за собой по всему свету, – вздохнула Наталья Станиславовна. – Снотворное, конечно, было бы удобнее и компактнее, – согласилась я. – И дешевле… Я правильно сказала, Алекс? Ведь мы же должны экономить? Собирать-собирать денежки, складывать их в банк, ждать роста процентов на проценты, быть уверенными в завтрашнем дне? Алекс, я все хотела тебя спросить: а зачем мы должны быть уверены в старости? Ты волнуешься, что нас не похоронят «по-людски»? Но я, честное слово, не видела валяющихся на улице трупов. Ни у нас, в Сиэтле, ни даже здесь… Хотя здесь я еще мало ходила по улицам. Алекс, скажи, зачем нам старость, если у нас не было юности, молодости и зрелости? Нам же даже нечего будет вспомнить! Особенно тебе. – Мой тоже меня везде с собой возит, – сказала Наталья Станиславовна. – Мне это подходит, – сказала я. – Мне подходят ваши гены. Знаешь, как она ко мне обращалась? Николь Николаевна! И на «вы», на «вы»! А должна была сказать: «Ах ты сука подзаборная! Ах ты дрянь американская! И как тебе только жопу свою трехтонную не лень через океан сплавлять? Да я тебя в тюрьму! По этапу! За растление! Рожу серной кислотой пополам с говном залью!» (Про серную кислоту я узнала из их новостей. Не поверишь – что ни программа, так обязательно о том, как кто-то кого-то кокнул или серной кислотой залил.) Но нет. Ничего такого. Терпит. Сраная интеллигенция. Очень-очень похожа на твою маму. И по виду даже не скажешь, что ей неприятно или хочется меня убить. Я ей – про гены. Она мне – тут же извиняться! – Наш мальчик может быть другим. Он – увлекающийся. Еще молодой. У него нет пока принципов. Он отходчивый. И забывчивый. Он может забыть вас. – Меня? Забыть?!! Это я не от возмущения наставила восклицательных знаков. Ты знаешь. Меня можно забыть только путем отрубания головы. Я – большая headache, [11] именуемая в просторечии pain in ass. [12] |