Онлайн книга «Белое, черное, алое…»
|
— Можно узнать почему? — Она с кисточкой. — Гоша! При чем тут кисточка?! — Я уже слишком взрослый, чтобы носить шапки с кисточкой, — с достоинством объяснил он. — Гошенька! Даже совсем взрослые мужчины носят шапки с кисточкой, — судорожно воззвала я к детскому разуму. — Мама, и не проси! — Гоша стал нахлобучивать бейсболку, причем козырьком назад, что выводит меня из себя. — Ну давай я отрежу эту кисточку. — Нечего портить вещи, — урезонил меня этот Микки-Маус с козырьком на затылке и, взвалив на себя ранец, как улитка домик, решительно направился к двери. Слава Богу, хоть уши из набора остались дома… Доставив ребенка в школу, я вошла в здание прокуратуры и стала медленно подниматься по лестнице, думая по пути, что надо найти видеозапись выезда с Пруткиным на место убийства. Услышав, что внизу хлопнула входная дверь, я посмотрела туда через перила: в прокуратуру вошел мужчина, чем-то неуловимо мне знакомый. Вглядевшись в намечающуюся лысинку, которая явно заметна только сверху, в аккуратные складки брюк и начищенные ботинки, я поняла, что эта неторопливая, проникнутая чувством собственного достоинства походка может принадлежать только одному человеку — Ленечке Кораблеву. Я подождала, пока он поравняется со мной, и, улыбаясь, протянула ему руку: — Сколько лет, сколько зим! — Здравствуйте! — вальяжно ответил Кораблев. — Вы теперь тут работаете? Я удивилась: — Леня, а мы что — на «вы»? — Мария Сергеевна, — развел он руками, — вы старший следователь прокуратуры, а я всего лишь оперуполномоченный Регионального управления по борьбе с организованной преступностью и, похоже, буду трудиться в вашем подчинении, поэтому могу называть вас только на «вы» и с отчеством. — Даже если мы выпьем на брудершафт? — Тем более… Я перестала удивляться. Да, давненько я не общалась с Кораблевым, потому и забыла про его странности. — А мне как прикажешь к тебе обращаться, тоже на «вы» и по отчеству? — Ну что вы, Мария Сергеевна, вы можете называть меня как угодно. Да, любит Леня с серьезным видом говорить всякие глупости. — Так ты по убийству Чванова, что ли, будешь со мной работать? — Да, начальство распорядилось. — Он искоса на меня глянул. — Да чего там, собственно, работать-то? Дельце не очень перспективное, в общем, гниловатое, одним словом — безнадежное… — Ну а ты-то зачем в таком случае? — Ну как же: оно по статистике прошло как раскрытое, а теперь зависнет «глухарем», поскольку следствие было проведено некачественно, не были своевременно выполнены важные мероприятия по закреплению признания в убийстве… — Леня, ты что, на методсоветах в горпрокуратуре верхушек нахватался? Добавь еще: «Такое отношение к делу терпимо быть не может»… — Конечно, терпимо быть не может. Вы же знаете, я законник. От буквы закона ни на шаг. При этих словах я рассмеялась, сил не было смотреть на важно надутые щеки Кораблева. Я припомнила, что, когда он работал в районном уголовном розыске, мы с ним серьезно поцапались из-за его патологического безделья; вернее, это я тогда раскалилась докрасна, а он был невозмутим и вежлив, как обычно. Я трясла перед его носом кипой невыполненных поручений, а он добил меня тем, что примирительно сказал: «Я почему ничего не делал? Боялся напортить. А ведь если по делу не работать, то и не испортишь ничего!» — Думаешь, Пруткина в суд уже не запихать? А вам-то что до районного «глухаря»? РУОП же за раскрываемость к стенке не ставят? — Во-первых, мы теперь называемся РУБОП… — Да-да, я и забыла, что у вас теперь какое-то неприличное название. Раньше вы были просто Управлением по организованной преступности, а теперь наконец начали с ней бороться. — А во-вторых, мы оперативно-поисковое дело неосторожно к себе забрали, а оно почему-то встало на контроль в Москве. Так что моя задача — убедить вас запихать дело на Пруткина в суд, получить копию обвинительного заключения и списать этот геморрой к чертовой бабушке. — При чем тут геморрой-то? — Ну, морока одна. — Прелестно, а может, покопаемся? Ну его, Пруткина, на фиг, может, реальных убийц поищем? — Да, Мария Сергеевна, вы все такая же: наживаете геморрой на том, на чем можно наживать деньги… Кораблев обаятельно улыбнулся. Это не значит, что он предлагает мне брать взятки. Это он так метафорически обрисовывает мою жизненную несостоятельность и нездоровый авантюризм. Ленькины афоризмы можно высекать золотом на мраморе. Ведя такую светскую беседу, мы поднялись на наш четвертый этаж. — Проходи, — сказала я, открыв свой кабинет. — Чай, кофе, кисель, коньяк? — Ха! Кофейку, — ответил он, снимая куртку. Да, глядя на Леню и вспоминая, каким он был, когда мы познакомились, я подумала, что и я уже не та, что была двенадцать лет назад. В глазах Кораблева я как в зеркале увидела отражение своих мыслей. — Помните, Мария Сергеевна, как мы познакомились? — Конечно, помню, Леонид Викторович! Мы с тобой познакомились на обыске… — Не правда ваша: мы с вами познакомились на осмотре места убийства. — Ну, убийства; да, точно, Леня, — на трупе в квартире. Помнишь, еще кто-то телевизор включил, чтобы не скучно было, и показывали «Петровку, 38»… Зазвонил телефон. Это из соседнего кабинета интересовался мой друг и коллега Горчаков, случайно я чашками звякнула или собираюсь пить чай. Через минуту он уже просунул в дверь свою лохматую голову. — Вы знакомы, Леша? — спросила я. — Это Кораблев из РУОПа. — Встречались. — Леонид привстал, и они обменялись рукопожатием. — Вот вспоминаем с Марией Сергеевной, как мы познакомились, — пояснил Кораблев. — Была она тогда юной ромашкой, романтической и доверчивой, а сейчас смотрю на нее и думаю: взрослая женщина, опытный следователь, с некоторым налетом цинизма… При этих словах Лешка громко заржал: — С некоторым налетом! Да у нее теперь цинизма — ведром хлебай! — А в душе я все та же юная ромашка, — укоризненно сказала я Горчакову. — Паучиха ты страшная, а не ромашка, — по-доброму отозвался Горчаков, успев налить себе чаю и в мгновение ока проглотив бутерброд, принесенный паучихой на обед. — Да и Кораблев был тогда стройным юношей с богатой шевелюрой, — я показала Кораблеву язык. — Помнишь, как я тебя послала в бар «Колокольчик»? |