
Онлайн книга «Белое, черное, алое…»
Вот по этому поводу Василий Кузьмич, как выяснилось, и собирался бить челом. — Радость моя, — сообщил он, прихлебывая чай, и не забыв и мне налить, — ты знаешь, что учудил этот сукин сын, Лагидин? Мы его после обнаружения трупа так плотно взяли в наблюдение, плотнее некуда, и даже в квартиру микрофон воткнули, так эта сволочь сделала ход конем и в больницу залегла. Якобы с сердечным приступом, аж в реанимации окопался. — А может, у него и правда сердчишко прихватило? — со смехом сказала я. — Труп-то в сводку дали? — Ну, а как не дашь? — подтвердил Кузьмич. — Ну, значит, он уже в курсе, что труп нашли. — Ну и что? Вряд ли он в курсе, что у его бойцов на хвосте комитет висел, а мы слушали его телефон. Если про это не знать, попробуй этот труп привязать к Вертолету: где он, а где область. — Может, вы и правы, — согласилась я. — Хочу только добавить, что, и зная все это, Вертолета пристегнуть к убийству тоже будет проблематично. Если только его бойцы не поплывут. Поди докажи, что он давал команду убить. Если его припереть тем, что у нас есть, ну признает он, что велел порасспрашивать взрывника с пристрастием, а что те его грохнули, так извините — это эксцесс исполнителей. Перестарались ребята. А он позаботится о том, чтобы ребятам в зоне не очень тоскливо было. За недонесение по новому кодексу уже не наказывают, нет такой статьи. А укрывательство с его стороны не докажешь. А даже если докажешь — извольте, господин Лагидин, получить по приговору суда штраф в размере пятисот минимальных размеров оплаты труда, или в размере вашего двухмесячного дохода. Он еще и судье премию приплатит в размере двухлетнего дохода. Там в санкции еще арест есть, от трех до шести месяцев, и лишение свободы на срок до двух лет, но об этом и мечтать нечего. Проще ему доказать уклонение от уплаты налогов. — Значит, его бойцы поплывут, — уверенно сказал Кузьмич. — Ну, дай-то Бог. — Машечка, я чего хотел-то: может, пугнуть его немножко? Нам-то в больницу лучше не соваться, а вот ты бы съездила, переговорила бы с лечащим врачом, справочку бы взяла, даже с ним не надо беседовать… — Да мне никто и не даст с ним беседовать, он в реанимации ведь лежит. Я могу поговорить с врачом, только вы не боитесь, что он после этого вообще за границу сдернет? Он ведь пока что в лучшем случае свидетель, мера пресечения в отношении него не избрана, и свободу его передвижений никто пока не ограничивал. Сказав это, я поняла, чего добивался Кузьмич. Раз они так тотально обложили Вертолета, им надо было, чтобы он зашевелился — что-нибудь ляпнул под запись, какие-нибудь указания дал исполнителям убийства или еще каким-то образом обнаружил свою причастность к этому. Значит, надо спровоцировать его активность. Ну ладно, спровоцируем. — А куда он залег, в какую больницу? — В «четверку», в кардиологию. — Да-а? Вертолет лежит в реанимации на соседней койке со Скородумовым? — удивилась я. — С каким Скородумовым? — Ивановским охранником, отставником фээсбэшным. Еще интереснее! Они там друг друга не передушат? — Вряд ли, — успокоил меня Кузьмич. — Там вся вертолетовская гвардия его охраняет. Я улыбнулась, не подозревая, что охрана и впрямь налажена весьма солидно. Когда мы с Кораблевым подъехали к пандусу приемного отделения больницы, встать нам оказалось, некуда. Все пространство сплошь было заставлено сверкающими джипами и бээмвэшками. Больничный транспорт сиротливо жался по стеночкам. Наконец Леня нашел какую-то щель и приткнул свою машину туда. — Где тут кардиология? — спросила я Леню. — Реанимация кардиологическая на пятом этаже, — сейчас на лифте поднимемся. Мы вошли в здание больницы, и первым, во что уперся мой взгляд, были два крепких молодых человека, сидящих на скамеечке возле лифта и разгадывающих кроссворд в каком-то ярком журнале. По мере нашего приближения к лифту они подобрались, сконцентрировались, и когда Леня нажал кнопку вызова кабины, один из них поднялся и, подойдя к нам вплотную, тихо спросил: — Извините, куда вы направляетесь? — В кардиологическую реанимацию, на пятый этаж, — невозмутимо ответил Кораблев. — К кому? — вежливо, но настойчиво продолжал интересоваться молодой человек. — К Лагидину, — так же невозмутимо отвечал Леня. — Вы договаривались? — С кем? — тут уже удивилась я, но Леня незаметно дернул меня за рукав. — Представьтесь, пожалуйста, — попросил молодой человек. Кораблев, не выражая никаких эмоций, вытащил свое удостоверение, раскрыл его и поднес к носу молодого человека. — А вы? — обернулся он ко мне. Я тоже без звука достала свое удостоверение и показала молодому человеку в развернутом виде. Меня это начало забавлять. Страж лифта переписал в блокнотик наши данные, достал из кармана мобильный телефон и коротко и приглушенно переговорил с кем-то. Сунув трубку обратно в карман, он разрешил: — Пожалуйста, проходите. Мы воспользовались любезным разрешением и вошли в просторный грузовой лифт. На третьем этаже лифт затормозил и в кабину въехала тележка с лекарствами, сопровождаемая пожилой женщиной в белом халате и косынке. — Вы на какой этаж, ребятки? — дружелюбно спросила она. — На пятый, — ответила я. — На пятый? — женщина посерьезнела. — А туда нельзя. — Как это нельзя? — удивилась я. — Вы в реанимацию? — Да. — Так вы туда не пройдете. Как раз в этот момент двери лифта раскрылись напротив большой цифры 5, нарисованной на стене этажа. Под цифрой 5 стояла кушеточка, обитая дерматином, а на ней восседали два молодца, гораздо более внушительного телосложения, чем те, которые караулили внизу. Вокруг кушеточки на полу валялись пустые жестяные банки из-под джина-тоника. Мы вышли прямо на них. Медсестра с тележкой лекарств выкатилась следом за нами и стала не торопясь поправлять на тележке упавшие скляночки, явно намереваясь посмотреть, как нас отправят обратно. Один из молодцов, наиболее крупный, с трудом поднялся с кушеточки и спросил, куда мы направляемся. Узнав, что в реанимацию, он прохрипел: — Фамилии! Мы без слов предъявили ему свои удостоверения; он сверился со своим блокнотиком и кивнул на дверь под кодовым замком. Женщина с тележкой заулыбалась и сказала: — Ах, ну раз ребята разрешили, тогда пожалуйста! Вот сюда в звоночек позвоните! — и удалилась по коридору, погромыхивая тележкой. — Паноптикум какой-то! — успела я сказать Леньке, пока он послушно звонил в дверь реанимационного отделения. |