
Онлайн книга «Ход с дамы пик»
Мужики, тоже утомленные впечатлениями, брели впереди меня. У Синцова запиликал пейджер, он прочитал сообщение, попросил Лешку открыть кабинет, чтобы он мог позвонить, и через пять минут сообщил нам, что завербованный им охранник Ан-тоничева — приболевший и сидящий в Москве Ко-нюшенко — только что стукнул, что шеф его ушел в подполье. По словам Конюшенко, только что ему позвонил Антоничев и попросил срочно оформить ему отпуск на две недели за свой счет. И еще попросил не искать его, мол, ему нужно уехать, когда вернется — сам проявится. Синцов вяло заметил, что москвичи уже устанавливают, с какого телефона был междугородный звонок в квартиру Конюшенко, но он и без них может сказать, что звонили наверняка с «трубы». — Андрей, — сказала я, — а если звонок был по сотовой связи, то тебе скажут, с какой соты был звонок, то есть в каком районе города находился абонент. Не Бог весть что, конечно, но хоть что-то… Андрей грустно посмотрел на меня. — А если звонок по роумингу? Все равно скажут? — Не знаю, — призналась я, — я сама еще таких запросов не делала, просто слышала, что можно. — А что мне это даст, если я буду знать район? — без энтузиазма задал он риторический вопрос. — Точный адрес-то мне все равно не скажут… Молча мы вышли на улицу, и у меня захватило дух от необыкновенной красоты вечера. Под черным небом с яркими звездами, в совершенно прозрачном воздухе, медленно кружились широкие кленовые листья. Желтый свет фонарей придавал этому пейзажу какой-то космический оттенок, и в этой нереальной атмосфере мне вдруг так остро захотелось личной жизни, что я чуть не застонала. В доме напротив прокуратуры светились окошки, на качелях в скверике лежала бродячая собака и грустно рассматривала нас. — Ребята, почему мы такие несчастные? — горько спросила я, не надеясь на ответ. — Вечер субботы, все дома, в уютных квартирках, с близкими людьми, ужинают и смотрят телевизор. А мы, как псы бродячие, даже еще и не обедали. За что?.. В ответ у Горчакова заурчало в животе, и он рванулся в сторону метро, помахав нам рукой. А Андрей достал сигареты, закурил и взял меня за руку. — Устала? — спросил он, умудряясь не смотреть на меня даже в этот момент. — Устала, — ответила я. — Отвезти тебя домой? Или… — Или что? — Тогда «или». — Он бросил сигарету и, продолжая держать меня за руку, повел к машине. Сев за руль, он сказал: — Хочешь, я тебя помирю со Стеценко? — Не хочу, — ответила я. — Не хочешь мириться? Или не хочешь, чтобы я мирил? — Куда мы едем, Андрей? — задала я ему вопрос. В наших странных диалогах подтекста было больше, чем текста, и меня нервировало то, что я не могла понять — чего же он, собственно, хочет; зато он, как мне кажется, понимал про меня то, что я скрывала даже от самой себя. — Поехали выпьем. Поскольку я не возразила, мы двинулись, как я поняла — и не ошиблась, в направлении той самой забегаловки возле РУВД, с которой все и началось. На этот раз в ней вообще не было посетителей, кроме нас. Андрей усадил меня за самый чистый столик, а сам, даже не спрашивая меня, пошел к стойке и взял себе коньяк, а мне — какого-то белого сухого вина и несколько разнообразных салатиков, не вызвавших у меня отвращения. — Потом будет мороженое, — пообещал он, усаживаясь рядом со мной. Второй стул стоял напротив, но он придвинул его к моему так, что сев, стал — уж не знаю, намеренно или нечаянно — касаться меня коленом. — За тебя, — произнес он, подняв свой бокал, и, не дожидаясь, когда я присоединюсь к нему, выпил свой коньяк. Мне вдруг стало ужасно жаль Синцова — умного, сильного, смелого, настоящего мужика, который спит на диване в кабинете, ест ночью какие-то салаты в забегаловке непонятно с кем в компании, и так проходит его жизнь. И что характерно, вместе с его жизнью так проходит и моя, и не имеет никаких шансов на то, чтобы называться личной. — Андрей, — спросила я его, не торопясь выпить свой напиток, — тебе нравится, как ты живешь? Мне показалось, что он ждал этого вопроса, потому что сразу ответил: — Я — солдат, Маша. — А тебе не надоела эта нескончаемая война до победного конца? — Знаешь, надоела, но уйти домой я не могу. — Когда-нибудь тебе захочется простых человеческих радостей — жены, теплого дома, пирогов, детей, наконец. Только будет поздно. — Может быть. А может быть, и нет. — Может быть, захочется? Или, может быть, не будет поздно? — Я уже привык к мысли, что это не для меня. — Но ты же нормальный, здоровый мужчина. Причем не мужлан какой-нибудь, а достаточно тонкий… — Спасибо. — Я серьезно. И у тебя наверняка есть если уж не душевные, то физиологические потребности. — И что? — Извини, конечно, если я лезу не в свое дело. — Ничего-ничего. Я впервые с кем-то говорю на эту тему, даже интересно. — Я не поверю, что ты в жизни никого не любил. — Почему? Любил, конечно. — И что? Она не выдержала твоей бесконечной войны? Или просто не хотела тебя понять? Он задумался: — Черт его знает… Нет, она меня отлично понимала. Мне казалось, что все было очень хорошо. — Неужели ты ее бросил? — Я? Нет, конечно. Я бы ее не бросил никогда. — А почему вы расстались? Извини, конечно. Все-таки я лезу не в свое дело. Он закурил и надолго замолчал. Я медленно допивала свой остывший кофе, жалея, что заговорила на эту тему. Наконец он докурил и тщательно раздавил окурок. — Мне казалось, что все было очень хорошо. И претензий-то с ее стороны никаких не было. Просто в один прекрасный день она сказала, что не хочет жить со мной эместе. Вернее, не так: она сказала, что не хочет, чтобы я жил вместе с ней. — И что же? — Ничего. Она даже вещи мои собрала, и я ушел. — Куда? — Сначала пожил у друга, потом комнату снимал, потом притащил диван в кабинет. Так и живу. — Ничего не понимаю. А ты ее любил? Ход с дамы пик — Любил, — ответил он, засунув в рот новую сигарету и ища по карманам зажигалку. — Андрей… А почему она так сказала? — Не знаю. — Она не хотела объяснять тебе? — Я не спрашивал. — Ты же говоришь, что любил ее. Как же можно было не спросить! — Маша, если бы ты жила с мужчиной в его квартире и он однажды сказал бы тебе — уходи. Ты бы стала выяснять отношения? Пыталась бы остаться? |