
Онлайн книга «Овечья шкура»
— Ну что, не все в нашем районе так плохо? — подмигнул Коленька. Я развела руками, не найдя надлежащих превосходных степеней. — Надо работать по Вараксину, — тихо сказал Коленька. Я машинально отметила, что выпитые им к этому моменту пол-литра коньяка никак не отразились ни на связности речи, ни на адекватности поведения. — Какие планы? — Во-первых, допросить твою “барабанщицу”, во-вторых, найти компаньонов Вараксина. Коленька согласно кивнул. — Ладно, я тебе рассказал про Вараксина, а ты мне расскажи про девочку. — Зачем? — Зачем? — переспросил он. — Ежу понятно, что по девочке тоже мне работать придется. Ваш район по чужим “глухарям” не пошевелится, до главка ты не достучишься, а я все равно к тебе откомандирован. Я почувствовала к Василькову глубокую симпатию. Он прав, кроме как от него, мне оперативного сопровождения ниоткуда не дождаться. Не без удовольствия потягивая коньяк, я стала пересказывать ему все, что знала о девочке, и постепенно увлеклась. Когда я упомянула про то, что, по словам Катиной сестры, на трупе Кати были другие колготки, он хмыкнул. — Ну, положим, тут девчонка фантазирует. Другие колготки, это ж надо… — А вдруг? — я вдохнула аромат коньяка из своего бокала и испытующе посмотрела на Коленьку — способен ли он принять нетривиальную версию. Вдруг в этих самых колготках — разгадка происшедшего? — Вдруг что? Маньяк, который тащится от того, что девкам колготки переодевает? — Ну, а пуркуа бы и не па? — я упрямо смотрела на Коленьку. — Мало ли что у этих психов в голове. — Такого еще не было, — Коленька с сомнением покачал головой. — Ну и что? Все когда-нибудь бывает в первый раз. — Маш, это все эфемерно. Я уверен, что колготки девчонка переодела сама. Знаешь же, как бывает: родственники на каком-нибудь пустяке целую теорию построят. У нас наркоман выбросился с десятого этажа, ну, и так брякнулся об асфальт, что штаны лопнули по швам. Папаша его из морга одежду забирал, обнаружил разрывы и начал орать, что сына зверски изнасиловали, а с балкона сбросили, чтобы скрыть преступление. А то почему у него штаны сзади порваны? Не иначе насильники домогались. Я кивнула. Слышала я про это скандальное дело. Папа даже президенту писал про то, что в протоколе осмотра трупа указано — мол, задний проход зиял, а значит, точно изнасиловали. Напрасно ему всем моргом доказывали, что это результат введения термометра для измерения ректальной температуры. Да и вообще, перед тем как сигануть с балкона, наркоша вместе с предполагаемыми насильниками методично ронял на асфальт кухонную утварь, а две девушки из их теплой компании горланили песню про ковер-вертолет на глазах у всего честного народа, высыпавшего на свои балконы, чтобы закидать песняров тухлыми помидорами. Конечно, папу понять можно: какой бы ребенок ни был, хоть наркот, хоть разбойник, все равно родное дитятко. Убивать никого нельзя, и если есть убийцы, то они должны нести заслуженное наказание. Пусть бы только посмотрел правде в глаза — смерть молодого человека есть результат его неправильного образа жизни. Ну, а результат чего неправильный образ жизни — пусть бы папа сам решил. Лучше бы он задумался о том, как его сын стал наркоманом, чем о том, как привлечь к ответу нерадивых милиционеров, покрывающих негодяев, что порвали трусы на сыне. Между прочим, из материала по факту смерти молодого наркомана было видно, что папа и сам не чужд был дурных привычек, злоупотреблял напитками, и сынка-то упустил, потому что дома практически не бывал, занят был возлияниями с приятелями. Вот бы он столько времени уделял живому сыну, сколько потом потратил на установление обстоятельств его смерти, обивая пороги! — Скорей всего, тут какие-то подростковые страсти, — продолжал Васильков тему про девочку, и я с трудом отвлеклась от размышлений о причудах родительской любви. — Мало ли, она мальчику изменила, а тот отомстил. Надо в ее связях покопаться… — Надеюсь, ты догадываешься, кто копаться будет? — я легонько чокнулась с его бокалом. Он хитро глянул на меня: — Я ж сказал, люблю работать. А ты все-таки считаешь, что маньяк? — Я была дома у Кати, посмотрела, как она жила. Мальчика, похоже, в природе не было. — Ой-ой-ой! — Ну я, конечно, ничего не исключаю, но на первый взгляд любовными драмами там не пахнет. — Ладно, посмотрим. А вот ты бы лучше свои версии применила. Что говорит наука? — Откуда ты знаешь про версии? — удивилась я. — Я ж сказал — навел справки. Расскажи-ка, с чем эти версии едят. А то я только слышал звон. Я вздохнула. Это была печальная история, под девизом “горе от ума”. — Ты про Видонова слышал? — на всякий случай уточнила я, хотя и так знала ответ. Конечно, Васильков отрицательно покачал головой. — Он в семидесятых годах создал типовые версии по делам об убийствах. — Что значит “типовые”? — не унимался любознательный Васильков. — Попробую на пальцах объяснить. Вот ты приходишь на место обнаружения трупа. Убийство, что называется, “неочевидное”, преступник не установлен, надо выдвинуть версии. Труп женщины, допустим, лежит в квартире, с ножевыми ранениями. Кто убил и почему? — Да кто угодно, — быстро ответил Васильков. — Правильно. Версий можно выдвинуть кучу: муж убил, любовник, жена любовника, любовница мужа, случайные знакомые. Из ревности, с целью ограбления, ну и так далее. Но версии выдвинуть — только полдела. Их ведь еще проверять надо. И от лишней работы хотелось бы избавиться. — А как? — живо заинтересовался Васильков. — Не выдвигать маловероятные версии. А вот как выбрать наиболее вероятные? Бидонов поступил весьма остроумно: он обобщил судебную практику, по раскрытым убийствам, которые уже прошли через суд. И составил частотную таблицу, из которой видно, как часто тем или иным обстоятельствам убийства, то есть элементам его криминалистической характеристики, сопутствуют те или иные мотивы. — Подожди-ка, — притормозил Васильков. Собственно, я и не надеялась, что после таких обильных возлияний с шашлыками он способен будет прослеживать корреляционные связи между элементами криминалистической характеристики преступлений и мотивами убийств, все-таки сытое брюхо к науке глухо. Но по глазам его было видно, что суть он понимает. Я вообще заметила, что у многих оперов алкоголь обостряет умственные способности. Причем это свойственно только оперуполномоченным, представители других профессий в таком замечены не были. — Ты мне расскажи русским языком, как эти таблицы применять, — совершенно трезво потребовал Васильков. — Элементарно. Ты еще не знаешь, кто убийца, но информация, как он действовал, у тебя уже имеется. В таблицы ты подставляешь все, что знаешь: например, место обнаружения трупа, время убийства, орудие, пол и возраст убитого, количество ударов и прочее, и прочее. Это тебе дает некий индекс. Лезешь в расшифровку и обнаруживаешь, что такое сочетание признаков наиболее часто встречается при убийствах мужем жены на почве личных неприязненных отношений. Ну и берешь в оборот мужа. |