Книга Дверь в зеркало, страница 25 – Елена Топильская

– Тебя-то, мой ангел, по святцам, – возразила сестре Екатерина Модестовна.

– Нет, Катишь, – вздохнула вторая старушка. – Глядишь, назвали бы меня Агнией, и все бы по-другому было.

– Но и я – Катерина еще та, – отозвалась Катишь.

– А почему одну из вас по святцам назвали, а вторую нет, раз уж вы близнецы? – удивилась Таня.

После паузы Екатерина Модестовна сказала:

– Отцу моему очень нравилось имя Екатерина. А по святцам ни июньских, ни июльских Катерин нету. А замужем мы были.

– Правда, за одним и тем же, – после паузы сказала Ангелина Модестовна, и Таня опять широко раскрыла глаза.

– Как это – за одним и тем же? – спросила она. – Одновременно, что ли?

Обе старушки рассмеялись.

– Ну что, Катишь, расскажем? – Ангелина Модестовна шутливо толкнула сестру сухоньким локтем в бок.

– Валяй, мой ангел, – ответила та.

– Видите ли, детки, – начала Ангелина Модестовна загадочным тоном, – наша юность пришлась на особое время. Отец умер, когда нам было по шестнадцать лет, мы остались одни, без родных. Жили вдвоем, в крохотной комнатеночке, вот тут, за стенкой.

– А тут коммуналка? – удивилась Таня.

– Теперь уж нет, – ответила Екатерина Модестовна. – Семья соседская получила квартиру, уехала, и мы эту комнату отвоевали.

– А когда-то была ваша квартира? – не отставала Таня.

Обе сестры с улыбкой вздохнули.

– Чего уж теперь о былом вспоминать... Слава Богу, мы в эвакуацию не поехали, иначе не видать бы нам этой квартирки, как своих ушей.

– А тут в войну, что ли, дома не разрушились? – спросила Таня.

Обе старушки посмотрели на нее снисходительно.

– Деточка, этот дом построен в одна тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году. Эти дома рушились, только если бомба прямо в них попадала. А в бомбежку у них даже стекла не вылетали. Да что там говорить, раствор на яичке замешивали...

– Как это? – не поняла Таня.

– А вот так. Вместо воды яйца разбивали. На века строили. Не то, что сейчас. В мирное время здания падают, люди гибнут...

– В общем, осиротели мы с Катишь в тридцатом году, – продолжала Ангелина Модестовна. – И пустились во все тяжкие.

– Ангел мой, это лишние подробности, – мягко укорила сестру Екатерина Модестовна. – Зачем детям знать о наших faux-pas [3] ?

Антон про себя отметил, что цель их с Татьяной экспедиции – установление обстоятельств смерти Полякова – удаляется от них с космической скоростью, а им грозит надолго увязнуть в истории семьи Покровских, но ему и самому было любопытно, какие такие грехи молодости числятся за этими веселыми старушками, у которых еще и один муж на двоих был.

– Что вы знаете, дети, про наше время? – спросила Ангелина Модестовна с мечтательным выражением. – Вы нынче – пуритане по сравнению с нами. Конечно, не все так жили, но в богеме нравы были более чем смелые.

– А вы – богема? – спросила Таня, и старушки радостно закивали.

– Катишь увлеклась скульптурой, – заговорщицки сообщила Ангелина, – но началось все, конечно, со скульптора. А познакомил нас Лавинский, знаете, был такой скульптор, еще близок был с Маяковским, с Лилей Брик... Жена его потом воспоминания написала, самые правдивые, про Лилю, Осю и Володю, но вы, конечно, не читали. Он нас и просветил, правда, потом в Москву уехал, а мы уж тут сами во всем разобрались.

– Да еще как разобрались, – подхватила Екатерина Модестовна. – Тогда в нашем кругу не принято было под брачными узами понимать верность физическую. Достаточно было духовной. А духовная близость не предполагала ограничивать желания супруга. Если муж хотел другую женщину, долг верной жены состоял в том, чтобы найти для него достойную любовницу, самой привести ее к мужу и убедить отдаться ему.

Антон с Таней переглянулись, Антон заметил, что Татьяна покраснела, и заподозрил, что и сам покрылся краской. А старушки воодушевились, глаза их заблестели.

– А если жена хотела изменить? – неожиданно спросила Таня, и Антон удивился. Он мечтал, чтобы этот разговор скорее закончился, а она, оказывается, хоть и краснела, но, тем не менее, жаждала подробностей.

– Не изменить, деточка, а удовлетворить плотское желание. Духовно она все равно оставалась женой своего мужа, а плотские желания не разбирали, замужем она или нет.

– Так что тогда?

– Тогда муж подыскивал жене любовника, – разъяснила Ангелина Модестовна. – Желательно из своего круга.

– Неужели вам это нравилось? – подняла брови Татьяна.

– А вам бы, деточка, понравилось? – спросила в ответ Ангелина Модестовна. – Вам бы понравилось любезничать с девицей, которая спит с вашим возлюбленным? Вам бы понравилось точно знать о времени и месте их свиданий, отнюдь не платонических, и делать вид, что это льет бальзам на вашу душу?

– Тогда зачем же?.. – ошеломленно сказала Таня, и старушки невесело улыбнулись.

– Затем, что это было модно. В каждом таком кружке были особы, которые задавали тон. И ослушаться их было невозможно. В Москве это была, безусловно, Лиля. А у нас – Анна. Помнишь, мой ангел, эту даму?

– Еще бы не помнить, Катенька, – откликнулась Ангелина Модестовна. – Это ведь она познакомила меня с будущим мужем.

– Который тогда был ее любовником, – хихикнула Катишь. – Но ей было уже много лет, а ты, мой ангел, представляла собой юный персик, не сорвать который было бы грешно. Да и потом, она могла вертеть тобой, как хотела, и не видела в тебе достойную соперницу.

Антон опять подумал, что они непростительно отдалились от темы визита, но то, что сказала затем Екатерина Модестовна, заставило его вздрогнуть.

– Но ведь Годлевич в тебя не на шутку влюбился, так?

– Значит, он Анне стал уже не нужен, – задумчиво ответила Ангелина. – Иначе она не позволила бы нам зайти так далеко. Ну что, Катишь? Рассказывать про мое падение?

– Сказавши «а», надо сказать и «б», – так же задумчиво ответила Екатерина.

То, что рассказали потом сестры Покровские, ошеломило Антона и Таню.

Две шестнадцатилетние сестрички, оставшись без родительского глазу, пустились, как они сами сказали, «во все тяжкие». Попали в богемный круг, где все менялись сексуальными партнерами и находили в этом мазохистское удовлетворение; или, по крайней мере, делали вид, что им это нравилось. Клеопатрой в этом кругу была незаурядная женщина, никто точно не знал, сколько ей лет, но она явно была еще достаточно молода и безумно хороша собой. Во всяком случае, мужчин, равнодушных к ней, не было.

Девушки поняли, что все мужчины из их кружка в то или другое время побывали в ее постели и оставались при ней, пока она позволяла, потому что забыть ее не могли. Эта женщина – Анна – вела роскошный образ жизни, так как некоторые ее бывшие любовники, уехавшие на Запад, слали ей оттуда деньги и вещи. Но и здесь хватало желающих обеспечить ей безбедное существование. И в их числе был весьма влиятельный человек, майор ОГПУ, а затем, после реорганизации, занявший соответствующий пост в НКВД: Годлевич Юрий Семенович. С Анной у него была давняя, чуть ли не десятилетняя, связь. Поговаривали, что соперников своих он устранял простым, но эффективным способом: обращая на них внимание своего грозного ведомства.