Книга Игры для мужчин среднего возраста, страница 20 – Иосиф Гольман

Вот тут и попался им здоровенный дизельный «Рено», легко тянувший за собой тяжелую длинную фуру. Машина, конечно, красивая и не столь часто встречающаяся на дорогах. Но привлекла она их внимание тем, что ни с того ни с сего вдруг довольно резко вильнула, а потом и вовсе дала по тормозам.

Пока Ефим с Доком к ней подъехали, из высокой кабины спрыгнула женщина. Без сумки, но с зачехленной гитарой. Сумка вылетела следом.

У девушки — все-таки, судя по возрасту, правильнее было назвать ее так — был сердитый вид, сопровождаемый легким беспорядком в одежде.

Ефим тормознул: ему всегда не нравилось, когда в его присутствии обижали представительниц слабого пола. Док тоже мгновенно выскочил из машины.

«Рено» тем временем, обдав всех троих сизым выхлопом, резко тронулся дальше.

— И вам врезать? — сурово спросила девица, держа гитару за гриф. По ее лицу было видно, что ради такого случая инструмент она жалеть не станет.

— Вообще-то мы вас спасать вылезли, — скромно сообщил даме Береславский.

— Спасибо, не надо, — ответила та, безуспешно пытаясь запахнуть блузку: верхняя пуговка была в ее конструкции не предусмотрена изначально, а следующая, видимо, потерялась в предшествовавшей борьбе полов. Лет женщине было либо до тридцати, либо очень немного за тридцать. Не красавица, но понять мотивацию водителя «Рено» было можно. — Я сама себя спасу, — остывая от поединка, сказала незнакомка.

— Уже поняли, — вежливо ответил Ефим. — Может, до Казани подвезти?

— Подвезите, — разрешила дама. — Только я после этого ничем не буду вам обязана?

— Ничем, уважаемая, — начиная терять терпение, но тем не менее пока галантно ответил Береславский. — Когда девушки целят в меня гитарой, я временно становлюсь абсолютно бесполым.

— Тогда поехали, — успокоенно согласилась их новая попутчица.

В машине она озабоченно повела носом:

— Чем это пахнет?

— Что вы, это уже не пахнет, — успокоил ее Ефим, но рассказывать все предшествовавшие перипетии не стал. — А вы откуда? — Он перевел разговор на менее острую тему.

— Из Нижнего.

— И куда? — вступил в беседу враз посвежевший Док.

— В Пермь. — И, понимая, что про инструмент все равно придется рассказывать, объяснила: — Там послезавтра конкурс самодеятельной песни. Я участвую.

— А поезда в Пермь не ходят? — поинтересовался Береславский.

— А вы знаете, какая зарплата у воспитательницы детского сада? — вопросом на вопрос ответила пассажирка.

— Нет, — честно сознался Ефим. — Но боюсь, цена путешествия автостопом может вам тоже не понравиться.

— Я теперь тоже боюсь, — честно созналась та.

— Меня, кстати, Ефим зовут, — вспомнил наконец Береславский. — А его — Док.

— Михаил Георгиевич, — строго поправил Док.

— А меня — Татьяна Валериановна, — сообщила девушка.

— Валерьевна? — переспросил не расслышавший с заднего сиденья Док.

— Валериановна, — поправила она его. — Татьяна Валериановна Смагина.

— А может, лучше без отчеств? — спросил Ефим.

— Нет уж, лучше с отчествами.

Некоторое время ехали молча. Уже на мост въехали через Волгу. Он — огромный, идет и над водой, и над островами.

— А жить-то парень будет? — вдруг спросил Ефим.

Удивительно, но Татьяна Валериановна в отличие от Дока поняла вопрос сразу.

— Не сдохнет. Надо было еще сильнее врезать. Я же ему сразу сказала, что поеду, если без приставаний.

— А он?

— Сказал — согласен. А сам вон мне пуговицу оторвал, придурок.

Опять помолчали, летя по длинной и широкой окружной казанской трассе. И снова молчание нарушил Ефим — что-то его заинтересовало в девице:

— А в Пермь — за славой или за удовольствием?

— За удовольствием.

— А вдруг победите? Славы не избежать.

— Переживу. Я работу менять пока не собираюсь.

— Почему же? Сами говорите, зарплата не ахти.

— Мне дети нравятся, — совершенно серьезно призналась Татьяна Валериановна. — Они такие все хорошие! И девочки, и мальчики. Куда потом что девается?

— Что-то вы сами себе противоречите: зачем возиться с малышами, да еще за символические деньги, если потом все равно все куда-то девается?

— Цель — ничто, движение — все, — спокойно отбилась Татьяна Валериановна.

Ефим потрясенно замолчал. Вот уж чего он не ожидал, так это цитирования воспитательницей детского сада лидеров ревизионизма. Но застарелая нелюбовь к феминисткам просто-таки жгла его недобрую душу.

— А правда, что все мужики — сволочи?

И снова нестандартный ответ:

— Не знаю. Те, что мне попадались, так даже хуже.

До гостиницы доехали уже в полном молчании.

Машину припарковали к четырем другим — вечером их отгонят на станцию техпомощи для осмотра, потом — на охраняемую стоянку, где они простоят до утра.

Надо бы выходить, но неприятно как-то идти в отель, зная, что их попутчице ночевать негде.

— Где вы ночевать собираетесь? — наконец спросил Ефим.

— Не знаю пока. Но не пропаду, не переживайте. Спасибо, что подвезли.

— Может, у меня остановитесь? — По условиям договора номер Ефима был двухкомнатный, в одной комнате, спальной, была кровать, в другой — диван.

— Вы же не любите, когда вас бьют гитарой.

— Но я вас и пальцем трогать не собираюсь! — возмутился Ефим.

— А чем собираетесь? — скромно спросила воспитательница детского сада.

— Хотите, я вас в ванной устрою? — вдруг успокоился Береславский. — Она изнутри закрывается. Да еще гитара с вами. Ударный инструмент.

— Нет, — отказалась Татьяна Валериановна. — Если и впрямь хотите помочь, дайте мне в вашей «Ниве» переночевать. Сами сказали, она на охраняемой стоянке будет.

— Вы мне не доверяете, а я вам должен доверять? А может, вы руль сопрете? Или тахометр?

— О, тахометр! — сладострастно сощурилась девица. — Не, не сопру. Я вам гитару в залог оставлю. Она действительно дорогая. Не сопрете?

— Не сопру, — пообещал Ефим. Вот ведь чокнутая девка.

На том и порешили.

Поздно вечером, сбежав со всех увеселений (а хозяева постарались — столичных коллег встречали по высшему классу) и даже от замиренного Дока, Ефим прокрался к охраняемой стоянке.

Он показал охраннику удостоверение и ключ от «Нивы», после чего пошел к машине. Открыл дверь и чуть не умер от возмущенного вопля разбуженной Татьяны Валериановны.