Книга Дочь пекаря, страница 71 – Сара Маккой

– Не, я Мориц. Гуго на кухне. – Он переложил сласти на поднос. Элси узнала Mandelkekse, миндальное печенье.

– А Лилиан дома?

Мориц помедлил и поставил поднос в стеклянную витрину.

– Вы ее подруга?

У Элси внутри кольнуло.

– Я Элси. Дочь Макса и Луаны.

Глаза Морица выросли с конфеты на прилавке.

– Ack ja! Как вы рано! Пожалуйста, проходите. – Он вышел из-за кассы. – Я Мориц Шнайдер.

– Шнайдер? – Элси пожала ему руку и улыбнулась. – Вы не родственник Битси Шнайдер?

– Это моя мама! – Он ткнул себя в грудь. – Младший сын.

– Мы были знакомы, – сказала Элси. – Помнится, внутри мамы вы сильно пихались. – Она погладила себя по животу, и Мориц рассмеялся:

– Фрау Шмидт рассказывала. – Улыбка сошла с его лица. – Хорошо, что вы приехали.

Сердце Элси запнулось под ребрами.

– Идите. – Он взял у нее сумки. – Они там, с ней.

Он подвел ее к двери, которой она не узнала; новая стена отделяла пекарню от кухни и лестницы в жилые комнаты. Второй этаж тоже отремонтировали. Стену, в которой она прятала Тобиаса, снесли, места стало больше, и туда поставили огромный телевизор. Родительская спальня осталась как была, но второй этаж достроили, за деревянной лесенкой – еще две комнаты. Там, видимо, спальни Юлиуса и Лилиан.

В телевизоре мелькали черно-белые картинки. Вот здесь я спала и играла с Гейзель в переодевания, подумала Элси. Шаг вперед: а здесь мы с Тобиасом праздновали мой семнадцатый день рождения. Еще шаг: а здесь стоял майор Кремер. И еще: а здесь мама рассказала мне свою тайну. Столько незабываемых мгновений хранило это место, но теперь все здесь переменилось.

Мориц поставил сумки у дивана, подошел к двери родительской спальни, постучал:

– Лилиан? (Дверь отворилась.) Она здесь, – сказал Мориц.

– Тетя Элси? – прошептала Лилиан и выглянула. – Тетя! – Она обняла Элси, как будто они всю жизнь прожили вместе. Ее плечи тряслись. – Как я вам благодарна, что вы приехали!

– Ну, ну, – успокоила ее Элси. – Как она?

– Все так же. Вы приехали вовремя. – Лилиан утерла слезы.

Лилиан посылала ей свои фотографии, но Элси впервые видела племянницу вживую. Она была так невероятно похожа на Гейзель, что на сердце у Элси разошлись старые швы. Глаза защипало: перед ней была ее сестра в юности.

– Как ты похожа на маму. – Она потрогала Лилиан: настоящая, не призрак.

Лилиан опустила голову:

– Бледная копия.

– Нет, – возразила Элси. – Ты взяла от нее лучшее. – И она обняла Лилиан, пряча слезы.

– Идем. Они ждут, – позвала Лилиан.

В маминой комнате занавески были опущены. Маленькая лампа на тумбочке озаряла постель розовым.

– Элси приехала, – объявила Лилиан.

Тонкие мамины пальцы шевельнулись на пододеяльнике, расшитом эдельвейсами.

– Элси?

Колени у Элси подгибались, ноги не держали. Она присела у маминой постели.

– Милая, дай на тебя поглядеть. – Мама ладонями подперла подбородок и придвинулась к свету.

Губы ее были желты, лицо исхудало, а провалившиеся, измученные глаза так потемнели, были полны такой усталости, что Элси больно было смотреть; но мамино прикосновение осталось нежным, и кожа пахла так же сладко.

– Моя прекрасная дочь, – сказала она.

Элси поцеловала ее ладонь.

– Правда, Макс?

Папа сидел на том краю постели, склонив голову.

– Ja, Луана. Мои девочки… самые красивые в Германии. – Он сглотнул и сцепил пальцы.

– Как моя внучка? – спросила мама.

– Хорошо. – Голос Элси прервался.

– Крепкая, здоровая?

Элси кивнула:

– Имбирные пряники так и метет.

Мама удовлетворенно хмыкнула и сказала:

– Прости, что оторвала тебя от дочки и Элберта.

– Все нормально. Я и сама хотела приехать. И Эл хотел, но мы боялись, что… – Она прикусила губу и посмотрела на папу.

Тот прокашлялся и встал. Он был куда ниже ростом, чем его помнила Элси.

– Пойду супу принесу. Лилиан, пожалуйста, помоги.

Лилиан вышла с ним.

Мама погладила Элси по волосам.

– Мне нравится, когда они распущены. Как когда я расчесывала тебя и Гейзель перед сном. Помнишь?

– Приходится их утюжить, чтоб так лежали. – Элси шмыгнула носом. – Иначе вьются. Вот у Гейзель волосы были шелковистые, гладкие.

– У тебя папины волосы. Если уж решили с утра встать торчком, их до вечера не уложишь. Буйные, – усмехнулась мама. – У Гейзель – как у меня, а погляди-ка, что с ними стало. – Она коснулась виска. – Висят как сосульки. Приходится косичку заплетать, чтобы не было видно, где повылезли.

Элси пыталась держаться, но тут начала судорожно всхлипывать.

– Ну, ну, я неудачно пошутила, – подбодрила мама и приподняла край одеяла: – Иди сюда, залезай ко мне.

Элси сбросила синие лодочки и легла рядом. Мама была костлявая, тоненькая как тростинка, шерстяное одеяло не грело ее. Элси прижалась к матери и ногами в чулках потерла мамины босые ступни.

– Как я скучала по своим девочкам, – прошептала мама и поцеловала Элси в лоб.

Элси слушала, как стучит мамино сердце, и считала удары. Хоть бы они продолжались еще, еще и еще.

Горе выплескивалось наружу.

– Прости, что я так долго не приезжала.

– Тсс, маленькая. Я тебя никогда винила, раз ты считала, что так лучше. Ты умеешь поступать по-своему, и я всегда считала, что это здорово. Мне бы хоть немножко твоей храбрости. Может быть, жизнь у нас сложилась бы по-другому.

– Сильней тебя женщин не бывает.

– Doch, погляди в зеркало и увидишь, кто самый сильный из Шмидтов. – Она приблизила губы к уху Элси: – Это твой отец так сказал.

Элси обняла ее крепко-крепко. Пусть это мгновение длится вечность.

– Перед тем, как я уйду, – сказала мама, – я должна тебе сказать. – Она коснулась подбородка дочери и заглянула в глаза. – Твой отец очень любит тебя. Помирись с ним. Он понял, что был не прав насчет Элберта и войны. Из гордости не признается, но он все понимает.

Печаль наполнила грудь Элси и выплеснулась наружу.

– Мама, я тоже была не права. Я лгала, думала, что защищаю тебя. Я столько должна была тебе рассказать… столько…

– Прошлое – штука темная и тяжкая. Ему только дай, оно задушит. Примирись с ним и двигайся вперед. Обещаешь?