Онлайн книга «Жизнь коротка»
|
«…Лебедь… Птица… Дичь…» И тут зов предков отозвался в Буше легкой нервической дрожью. В глазах его загорелись отблески первобытных костров. Он замер, как сеттер на болоте, вырвавшийся из городского плена… К десяти часам окончательно стемнеет. Изловить самоуверенную птицу будет делом минуты. Ощипанный лебедь может вполне сойти за гуся. А с целым гусем Буш не пропадет. В любой компании будет желанным гостем… Буш преобразился. В глубине его души звучал охотничий рожок. Он чувствовал, как тверд его небритый подбородок. Доисторическая сила пробудилась в Буше… И тут произошло чудо. На берегу появилась стареющая женщина. То есть дичь, которую Буш чуял на огромном расстоянии. Вовек не узнают черные лебеди, кто спас им жизнь! Женщина была стройна и прекрасна. Над головой ее кружились бабочки. Голубое воздушное платье касалось травы. В руках она держала книгу. Прижимала ее к груди наподобие молитвенника. Дальнозоркий Буш легко прочитал заглавие — «Ахматова. Стихи». Он выплюнул травинку и сильным глуховатым баритоном произнес: Они летят, они еще в дороге, Слова освобожденья и любви, А я уже в божественной тревоге, И холоднее льда уста мои… Женщина замедлила шаги. Прижала ладони к вискам. Книга, шелестя страницами, упала на траву. Буш продолжал: А дальше — свет невыносимо щедрый, Как сладкое, горячее вино… Уже душистым, раскаленным ветром Сознание мое опалено… Женщина молчала. Ее лицо выражало смятение и ужас. (Если ужас может быть пылким и радостным чувством.) Затем, опустив глаза, женщина тихо проговорила: Но скоро там, где жидкие березы, Прильнувши к окнам, сухо шелестят, — Венцом червонным заплетутся розы, И голоса незримо прозвучат… (У нее получилось — «говоса».) Буш поднялся с земли. — Вы любите Ахматову? — Я знаю все ее стихи наизусть, — ответила женщина. — Какое совпадение! Я тоже… А цветы? Вы любите цветы? — Это моя свабость!.. А птицы? Что вы скажете о птицах? Буш кинул взгляд на черных лебедей, помедлил и сказал: Ах, чайка ли за облаком кружится, Малиновки ли носятся вокруг… О незнакомка! Я хочу быть птицей, Чтобы клевать зерно из ваших рук… — Вы поэт? — спросила женщина. — Пишу кое-что между строк, — застенчиво ответил Буш… День остывал. Тени лип становились длиннее. Вода утрачивала блеск. В кустах бродили сумерки. — Хотите кофе? — предложила женщина. — Мой дом совсем близко. — Извините, — поинтересовался Буш, — а колбасы у вас нет? В ответ прозвучало: — У меня есть все, что нужно одинокому сердцу… Три недели я прожил у Буша с Галиной. Это были странные, наполненные безумием дни. Утро начиналось с тихого, взволнованного пения. Галина мальчишеским тенором выводила: Эх, истомилась, устала я, Ночью и днем… Только о нем… Ее возлюбленный откликался низким, простуженным баритоном: Эх, утону ль я в Северной Двине, А может, сгину как-нибудь иначе… Страна не зарыдает обо мне, Но обо мне товарищи заплачут… Случалось, они по утрам танцевали на кухне. При этом каждый напевал что-то свое. За чаем Галина объявляла: — Называйте меня сегодня — Верочкой. А с завтрашнего дня — Жар-Птицей… Днем она часто звонила по телефону. Цифры набирала произвольно. Дождавшись ответа, ласково произносила: — Сегодня вас ожидает приятная неожиданность. Или: — Бойтесь дамы с вишенкой на шляпе… Кроме того, Галина часами дрессировала прозрачного стремительного меченосца. Шептала ему, склонившись над аквариумом: — Не капризничай, Джим. Помаши маме ручкой… И наконец, Галина прорицала будущее. Мне, например, объявила, разглядывая какие-то цветные бусинки: — Ты кончишь свои дни где-нибудь в Бразилии. (Тогда — в семьдесят пятом году — я засмеялся. Но сейчас почти уверен, что так оно и будет.) Буш целыми днями разгуливал в зеленом халате, который Галина сшила ему из оконной портьеры. Он готовил речь, которую произнесет, став Нобелевским лауреатом. Речь начиналась такими словами: «Леди и джентльмены! Благодарю за честь. Как говорится — лучше поздно, чем никогда…» Так мы и жили. Мои шестнадцать рублей быстро кончились. Галининой пенсии хватило дней на восемь. Надо было искать какую-то работу. И вдруг на глаза мне попалось объявление — «Срочно требуются кочегары». Я сказал об этом Бушу. Я не сомневался, что Буш откажется. Но он вдруг согласился и даже просиял. — Гениально, — сказал он, — это то, что надо! Давно пора окунуться в гущу народной жизни. Прильнуть, что называется, к истокам. Ближе к природе, старик! Ближе к простым человеческим радостям! Ближе к естественным цельным натурам! Долой метафизику и всяческую трансцендентность! Да здравствуют молот и наковальня!.. Галина тихо возражала: — Эринька, ты свабый! Буш сердито посмотрел на женщину, и она затихла… Котельная являла собой мрачноватое низкое здание у подножия грандиозной трубы. Около двери возвышалась куча угля. Здесь же валялись лопаты и две опрокинутые тачки. В помещении мерно гудели три секционных котла. Возле одного из них стоял коренастый юноша. В руке у него была тяжелая сварная шуровка. Над колосниками бился розовый огонь. Юноша морщился и отворачивал лицо. — Привет, — сказал ему Буш. — Здорово, — ответил кочегар, — вы новенькие? — Мы по объявлению. — Рад познакомиться. Меня зовут Олег. Мы назвали свои имена. — Зайдите в диспетчерскую, — сказал Олег, — представьтесь Цурикову. В маленькой будке с железной дверью шум котлов звучал приглушенно. На выщербленном столе лежали графики и ведомости. Над столом висел дешевый репродуктор. На узком топчане, прикрыв лицо газетой, дремал мужчина в солдатском обмундировании. Газета едва заметно шевелилась. За столом работал человек в жокейской шапочке. Увидев нас, приподнял голову: — Вы новенькие? Затем он встал и протянул руку: — Цуриков, старший диспетчер. Присаживайтесь. |