Онлайн книга «Представление»
|
Бригадир довольно резко прервал его: — Сколько всего? — По накладным — сто девяносто четыре тонны… Вай, горе мне… — А сколько не хватает? Восточный человек ответил: — Совсем немного. Четыре тонны не хватает. Вернее, десять. Самое большее — шестнадцать тонн не хватает. Бригадир покачал головой: — Артист ты, батя! Шестнадцать тонн глюкозы двинул! Когда же ты успел? Гость объяснил: — На всех станциях люди подходят. Наши советские люди. Уступи, говорят, дорогой Бала, немного винограда. А у меня сердце доброе. Бери, говорю. — Ну да, — кивнул бригадир, — и втюхиваешь им, значит, шестнадцать тонн государственной собственности. И, как говорится, отнюдь не по безналичному расчету. Восточный человек опять схватился за голову: — Знаю, что рыск! Знаю, что турма! Сэрдце доброе — отказать не могу. Затем он наклонил голову и скорбно произнес: — Слушай, бригадир! Нарисуй мне эти шестнадцать тонн. Век не забуду. Щедро отблагодару тебя, джигит! Бригадир неторопливо отозвался: — Это в наших силах. Последовал вопрос: — Сколько? Бригадир отвел человека в сторону. Потом они спорили из-за денег. Бригадир рубил ладонью воздух. Так, будто делал из кавказца воображаемый салат. Тот хватался за голову и бегал вдоль платформы. Наконец бригадир вернулся и говорит: — Этому аксакалу не хватает шестнадцать тонн. Придется их нарисовать, ребятки. Мужик пока что жмется, хотя фактически он на крючке. Шестнадцать тонн — это вилы… Мой однокурсник Зайченко спросил: — Что значит — нарисовать? Бригадир ответил: — Нарисовать — это сделать фокус. — А что значит — вилы? — поинтересовался Лебедев. — Вилы, — сказал бригадир, — это тюрьма. И добавил: — Чему только их в университете обучают?! — Не тюрьма, — радостно поправил его грузчик с бородой, — а вышка. И затем добавил, почти ликуя: — У него же там государственное хищение в особо крупных размерах! Кто-то из грузчиков вставил: — Скромнее надо быть. Расхищай, но знай меру… Бригадир поднял руку. Затем обратился непосредственно ко мне: — Техника простая. Наблюдай, как действуют старшие товарищи. Что называется, бери с коммунистов пример. Мы выстроились цепочкой. Кавказец с шумом раздвинул двери пульмановского вагона. На платформу был откинут трап. Двое залезли в пульман. Они подавали нам сбитые из реек ящики. В них были плотно уложены темно-синие гроздья. На складе загорелась лампочка. Появилась кладовщица тетя Зина. В руках она держала пухлую тетрадь, заложенную карандашом. Голова ее была обмотана в жару тяжелой серой шалью. Дужки очков были связаны на затылке шпагатом. Мы шли цепочкой. Ставили ящики на весы. Сооружали из них высокий штабель. Затем кладовщица фиксировала вес и говорила: «Можно уносить». А дальше происходило вот что. Мы брали ящики с весов. Огибали подслеповатую тетю Зину. И затем снова клали ящики на весы. И снова обходили вокруг кладовщицы. Проделав это раза три или четыре, мы уносили ящики в дальний угол склада. Не прошло и двадцати минут, как бригадир сказал: — Две тонны есть… Кавказец изредка заглядывал в дверной проем. Широко улыбаясь, он наблюдал за происходящим. Затем опять прогуливался вдоль стены, напевая: Я подару вам хрызантему И мою пэрвую любов… Час спустя бригадир объявил: — Кончай работу! Мы вышли из холодильника. Бала раскрыл пачку «Казбека». Бригадир сказал ему: — Восемь тонн нарисовано. А теперь поговорим о любви. Так сколько? — Я же сказал — четыреста. — Обижаешь, дорогой! — Я сказал — четыреста. — Ладно, — усмехнулся бригадир, — посмотрим. Там видно будет… Затем он вдруг подошел ко мне. Посмотрел на меня и спрашивает: — Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины? — Что такое? — не понял я. — Сделай мне, — говорит, — такую любезность. Напомни содержание «Войны и мира». Буквально в двух словах. Тут я вконец растерялся. Все кругом сумасшедшие. Какой-то непрекращающийся странный бред… — В чем дело? — спрашиваю уже более резко. — Что такое? Бригадир вдруг понизил голос: — Доцент Мануйлов Виктор Андроникович жив еще? — Жив, — отвечаю, — а что? — А Макогоненко Георгий Пантелеймонович жив? — Естественно. — И Бялый Григорий Абрамович? — Надеюсь. — И профессор Серман? — Да, а что? — Я у него диплом защищал в шестьдесят первом году. Я удивился: — Вы что, университет кончали? — Имею диплом с отличием. — Так почему же вы здесь? — А где же мне быть? Где же мне работать, по-твоему? В школе? Что я там буду воровать, промокашки?! Устраиваясь на работу, ты должен прежде всего задуматься: что, где и как? Что я смогу украсть? Где я смогу украсть?. И как я смогу украсть?.. Ты понял? Вот и хорошо. Все будет нормально. К вечеру бабки появятся. Я вздрогнул при слове «бабки». Бригадир пояснил: — В смысле — деньги… Затем он громко крикнул: — Пошли молотить! Мы приступили к работе. Теперь в холодильнике происходило нечто еще более странное. Грузчики шли цепочкой от вагона. Один из четверых спешил к весам. Остальные за спиной кладовщицы проносили ящики, не взвешивая. Бала забеспокоился. Теперь он напевал другую, менее веселую песню: Я несчастный Измаил, На копейку бэдный, Редко кушал, мало пил, Оттого стал блэдный… Его благосостояние таяло на глазах. Нарисованные восемь тонн стремительно убывали. Прошло минут тридцать. Бригадир сказал: — Двух тонн как не бывало. Через полчаса объявил: — Еще две с половиной тонны возвращены социалистическому государству… Бала не выдержал. Он пригласил бригадира на совещание. Но бригадир сказал: |