Онлайн книга «Стечение обстоятельств»
|
– Я же все-таки работник МИДа, – улыбнулся мужчина за рулем. – Сказала бы, что я слесарь, я бы на «Москвиче» прикатил. Женщина расхохоталась. – Димка, ты – прелесть. Поехали скорее домой, глаза болят – сил нет терпеть. Как будто песку насыпали. Ты не забыл, что сегодня ночуешь со мной? – Как же, забудешь, – шутливо проворчал Дима. – Не каждому такое счастье выпадает – провести ночь с самой Каменской. * * * Они вошли в квартиру Гордеева-младшего, где на всякий случай должны были изображать семейную пару. Прямо от порога Настя бросилась в кресло и вытянула ноги. – Господи, как же все болит! – простонала она. – Муки адские. По-моему, босоножки с кожей срослись. Эй! – позвала она. – Муж ты или не муж? Помоги больной жене. Захаров опустился перед ней на колени и начал осторожно снимать с Насти обувь. – У тебя ноги красивые, – сказал он, проводя рукой вверх от лодыжки до колена. – Только сейчас заметил? – насмешливо спросила Настя. – Ты же в джинсах все время, как тут заметишь. – Подай мне, пожалуйста, вон ту коробочку, – попросила она. Отвинтив крышки с двух пластмассовых емкостей с физраствором, Настя быстро и умело вынула из глаз контактные линзы, сделавшие ее светлые глаза шоколадно-коричневыми. Проделав эту операцию, она облегченно вздохнула. – Теперь можно жить. Ты так и будешь сидеть на полу? – Буду. Отсюда смотреть удобнее. Настя откинулась в кресле, закрыла глаза, отдыхая. – И что же ты видишь со своего удобного места? – спросила она, не открывая глаз. – Что ты очень красивая. – Не выдумывай. Это все грим. Сейчас я соберусь с силами, пойду в ванную, смою с себя этот маскарад, сниму парадные тряпки и опять превращусь в серую мышку. Настя говорила медленно, лениво, едва шевеля губами. Целый день в образе темпераментной энергичной журналистки дался ей нелегко. – Павлов, наверное, умирал от желания? – Умирал, – равнодушно подтвердила Настя. – А ты? Тебя это не будоражит? – Нет. Если бы это был не Павлов, тогда – может быть. – А я? – Что – ты? Дима осторожно поцеловал ее колено. Настя не шевельнулась. – Ты очень красивая. – Ты уже говорил. У меня с памятью все в порядке. – И еще раз повторю. – Зачем? – Чтобы ты это запомнила. – Я запомнила. – Но не поверила? – Нет. – А почему именно этот типаж ты выбрала? Павлов любит рыжих? – Не знаю. – Настя чуть заметно шевельнула плечом. – Просто увидела такую женщину на улице, она мне понравилась. Срисовала. – А кого еще ты можешь изобразить? – Кого угодно. Много лет тренируюсь. У меня хобби такое – менять внешность. Мама часто за границей бывала, привозила всякие игрушки. – Какие игрушки? – Ну, грим, краски для волос, линзы всех цветов. Остальное я сама придумывала. Училась менять голос, жесты, походку. Очень хорошо отвлекает. – От чего отвлекает? – От мыслей о бренности существования. – Она усмехнулась. – Так что если меня выгонят из милиции, без работы не останусь. Пойду на киностудию фильмы озвучивать. Дима подвинулся ближе, положил голову ей на колени. – Если ты все это умеешь, то почему не пользуешься? Настя лениво подняла руку, безвольно свисавшую с подлокотника кресла, запустила пальцы в его волосы. – Зачем своих обманывать? Какая есть – такая есть. – Мужики по тебе сохли бы. – Мне неинтересно. – Почему? Нормальной женщине это должно быть интересно. – Я – не нормальная женщина. Я вообще не женщина. Я – компьютер на двух ногах. И потом, они все равно увидели бы меня после ванны. И вся любовь тут же кончилась бы. – Не наговаривай на себя. Ты – нормальная молодая красивая женщина. Только в тебе огня нет. – Огня нет, – согласилась Настя. – Может, ты не хочешь его зажигать? – Может, не хочу. Перестань меня уговаривать. Я очень устала. У меня сил нет дойти до душа, а ты мне рассказываешь про высокую страсть. Ну нет ее во мне, что я могу поделать? – Хочешь, я тебе помогу? – В чем? – Настя открыла глаза, внимательно посмотрела на Захарова. – До душа дойти. Раз в тебе нет высокой страсти, тебя это не должно смущать. – Помоги. – Она опять расслабленно прикрыла глаза. Дима включил в ванной воду, налил в нее пенящийся «Бадузан», вернулся в комнату. Не поднимая Настю с кресла, осторожно снял с нее мини-юбку, потом аккуратно, стараясь не касаться тела руками, стянул бирюзовую майку на бретельках. – А грудь-то! – Он укоризненно покачал головой. – Это надо совсем себя не любить, чтобы такую красоту прятать. – А я и не люблю. Настя по-прежнему не открывала глаз. – А что ты любишь? – Задачки решать. Он легко подхватил Настю на руки, отнес в ванную и осторожно опустил в воду. В горячей воде она быстро приходила в себя, бледные щеки порозовели. Дима уселся на край ванны, продолжая с любопытством рассматривать Настино умытое лицо. – Сколько раз тебя Павлов видел в натуральном виде? – Два. – И ты не боялась, что он тебя узнает? Рисковая ты девушка. – Никакого риска. Меня почти невозможно запомнить. Я – никакая. Вот ты столько лет меня знаешь, а описать словами не сможешь. Во мне нет ни одной яркой черты. – Кто тебе сказал, что ты – никакая? Сама придумала? – Отчим. Это случайно вышло. Мне тогда пятнадцать лет было. Он по телефону разговаривал, не думал, что я слышу. Кого-то распекал, что слишком заметного парня куда-то послали. Он тогда еще в розыске работал. И говорит: «Он должен быть таким, как моя Аська. Никаким. Сто раз мимо пройдешь и не запомнишь». Я, естественно, в слезы. Он понял, что я слышала, утешать начал. Вот тогда-то он мне и сказал: «У тебя лицо как чистый лист бумаги. На нем что угодно можно нарисовать. И красоту, и уродство. Это редчайший дар природы, им надо уметь пользоваться». Кроме того, Димуля, мы ведь не черты лица запоминаем, а масть, мимику, моторику, голос, манеры. А это все легко меняется, было бы желание. Так что, повторяю, риска не было ни малейшего. |