Онлайн книга «Стечение обстоятельств»
|
– Пойди помоги ему. Пусть поспит немного. Ребятам тоже надо отдых дать. * * * Галл сидел на подоконнике в подъезде, напротив того, в который два дня назад вошла Лебедева. Он прикидывал, как лучше узнать номер ее квартиры. Раньше ему не приходилось этим заниматься, информация всегда бывала достаточно полной. Это и понятно: никто и ничто не должно связывать его с жертвой несчастного случая. Их не должны видеть вместе, и уж тем более он не имеет права «светиться», наводя справки. Таков был непреложный принцип. Но в этот раз его заставили работать по-другому. Правда, и ситуация в этот раз для самого Галла другая. Если все пойдет, как он задумал, то пусть его видят, все равно потом не найдут. Он услышал шум мотора. Из-под арки во двор въехала машина, притормозив у подъезда, где жила рыжая. Из машины вышел мужчина, сделал несколько неуверенных шагов в сторону подъезда, схватился за стену и остановился. Видно было, что он сильно выпил. Машина уехала, а пассажир, видно, раздумав идти домой, дополз, качаясь, до скамейки и сел, обхватив голову руками. Галл легко соскочил с подоконника и быстро сбежал вниз. – Что, дружище, худо тебе? Он постарался вложить в голос как можно больше теплоты и участия. Пьяный кивнул. – Может, проводить? – Не надо. Не пойду туда. Опять орать будет, сука драная, весь дом перебудит. – Так и будешь до утра сидеть? – Зачем до утра? Протрезвею чуток, чтобы не качало, и пойду. Она на запах не реагирует, а как видит, что шатаюсь, – прямо звереет. – Жена, что ли? – Ну. Гадина рыжая. Ненавижу! – Погоди-ка, у тебя жена – красивая такая, рыжая, ноги длинные? Это она на тебя орет? – Не, с ногами – это Лариска из сорок восьмой квартиры. А моя – мочалка рваная. Ты чего, мужик, – пьяный подозрительно посмотрел на Галла, – ты Лариску не знаешь? Не местный, что ли? – Почему, местный. Из вон того подъезда. Недавно переехал. – Как же ты Лариску не знаешь? – продолжал сокрушаться пьяный. – Ее все мужики знают, кто в этих домах живет. У нее машина шикарная была, иномарка. Она ее раз в неделю здесь, во дворе, сама, своими наманикюренными руками мыла. Представляешь? Баба – и машину моет. Мечта, а не баба. – А муж что же? Не помогал? – как можно безразличнее спросил Галл. – У-у, она с ним давно развелась. Машину уже после развода купила. А весной – тюк! – и нет машины. Теперь не моет. – Угнали, что ли? – Разбила. Баба есть баба, что ты хочешь. Теперь ни мужа, ни машины. Ну-ка погляди, я пройдусь. Мужчина встал и неуверенно пошел к подъезду. – Ну как? – Не очень. – Ладно, еще посижу. А ты чего тут околачиваешься? – Знакомую провожал до метро, возвращался – тебя вот увидел. Пойду я, пожалуй, спокойной ночи. – Бывай. – Пьяный покачнулся, изображая приветственный жест. Галл вернулся к своему подоконнику. Свет на лестнице не горел, и мужчина на скамейке был ему хорошо виден. Минут через двадцать тот поднялся, немного походил вдоль дома и, убедившись в своей устойчивости, скрылся в подъезде. Еще через десять минут Галл вышел и отправился пешком в сторону Рижского вокзала, оттуда, поймав частника, поехал туда, где остановился. Это была пустая квартира, ключи от которой он забрал в автоматической камере хранения на Ленинградском вокзале. Оперативникам, блокирующим квартиру, где находилась Настя, разрешили смениться и отдохнуть. * * * Гордеев, расслабив мышцы спины, обмяк в кресле. Хорошо ночью, не жарко. Если бы можно было днем спать, а ночью работать! Он позвонил Насте. – Поспи, деточка. Твой ухажер тоже спать пошел. – Не могу. Меня всю трясет. – Ну что ты, Стасенька, не надо так. Ребята сидят в соседней квартире, они его не упустят. – А вдруг упустят? Вот, подумал Виктор Алексеевич, наша болезнь – ни в ком не быть уверенным до конца и никому не доверять полностью. И все-таки кто такой этот объект? Убийца или нет? Кто явится разбираться с шантажисткой Лебедевой? * * * Настя прилегла. Сказались длинные бессонные ночи, и ей удалось забыться тяжелой болезненной дремой. Ей снилось, что она стоит на высокой, абсолютно гладкой скале, с которой нельзя спуститься. Ее охватил безысходный ужас. «Я разобьюсь, я разобьюсь, – думала она, – никакого выхода нет, стены гладкие и отвесные, ухватиться не за что. Я умру, это конец». В тот момент, когда страх и отчаяние достигли апогея и стали невыносимыми, пришла спасительная мысль: «Я же как-то сюда забралась, значит, где-то есть спуск, надо его найти». Радость и облегчение были такими острыми, что Настя проснулась, взглянула на часы – проспала восемь минут. Она закрыла глаза. …В большой комнате за столом Гордеев что-то сосредоточенно писал. Почему-то он был в форме, с полковничьими погонами на плечах. В квартире расположилась группа захвата – Настя никак не могла сосчитать, сколько их. Под окном остановился грузовик, и из кабины вышла женщина со светлыми волосами в голубом пальто. Это же женщина, подумала Настя, это не может быть Галл. Блондинка подняла голову и встретилась глазами с Настей. У нее было немолодое приятное лицо с мелкими чертами. Господи, пронеслось в голове у Насти, это же моя смерть приехала, сейчас она войдет в квартиру – и я умру. Женщина вошла в подъезд. Насте казалось, что она отчетливо слышит ее шаги по лестнице. «Виктор Алексеевич! – закричала она. – Я же сейчас умру! Сделайте что-нибудь, спасите меня!» Но Гордеев даже головы не поднял от бумаг. Женщина в голубом пальто вошла в квартиру. Настя вцепилась в рукав полковничьего кителя: «Помогите же мне! Не пускайте ее сюда!» Гордеев недовольным и каким-то брезгливым жестом выдернул руку и отстранился. Парни из группы захвата молча расступились, пропуская блондинку. Она строго посмотрела на Настю. «Ну, здравствуй, красавица», – тихо сказала она. «Это ошибка, – хотелось крикнуть Насте, – вы не ко мне пришли, я же никакая не красавица, это все знают. Это ошибка!» Она почувствовала, что летит куда-то назад, в темноту. «Я умерла», – подумала Настя и с этой мыслью проснулась. К снам Настя относилась бережно. Сновидение – продукт работы мозга, считала она, просто так ничего не снится. Смерть в сновидениях – признак сердечной недостаточности или легкого приступа, произошедшего во время сна. Надо выпить горячего чаю, покрепче и с сахаром. Она вылезла из постели и поплелась на кухню. Пальцы плохо слушались ее, в подушечках покалывало – верный признак приступа. Ну смерть – ладно, а вот что означает все остальное? Неужели она и в самом деле не надеется на своих товарищей? Неужели она действительно до такой степени не уверена в них? И что же, получается, что в глубине сознания она считает Колобка способным бросить ее в трудный момент без поддержки? |