Онлайн книга «Остров безветрия»
— И об этом я подумал, — сказал Матвей Петрович. — Но вы сами видели — там всё всерьёз. Надо самому пройти плавание, чтоб так думать и чувствовать. Остаётся одно… — Есть настоящий дневник, а это просто копия! — почти прокричал Максим. — Кто-то успел переписать только эти тетради, а потом ушёл на фронт и сдал их в музей. Другую копию — оставил у соседей. Точно? — спросил он у Оли. Оля согласно кивнула. — Так в науке всегда, — проговорил Матвей Петрович, — неясного после открытия становится ещё больше, чем было прежде. Попытка — Что мы теперь ребятам скажем? спрашивала Оля, когда они с Максимом шли на свою улицу Рубинштейна. — То и скажем. Переписывать не надо, раз в музее точно такие тетради нашли. — Знать бы, как звали того человека, который их принёс… — Тогда и искать бы не потребовалось. Спросил в справочной — и шагай к нему в гости… И тут Максим неожиданно остановился. — Точно! — сказал он и засмеялся так, что Оля смотрела на него с удивлением. — Точно! Мы же так и сделаем. Фамилии членов команды нам известны? Известны. А вдруг кто-то из них переписал дневники? Вернулся домой и переписал. Мы возьмём в справочной пятнадцать бланков и заполним их. Я видел, как это делают. — Они же в прошлом веке родились, с сомнением сказала Оля. — И у некоторых даже отчество неизвестно. Разве можно найти без отчества… — Если в прошлом веке родился и сейчас живёт, найти можно. Много у тебя знакомых, которые родились в прошлом веке? Таких знакомых у Оли не было. Если не считать родного прадедушку, живущего в деревне. Вечером папа сказал Оле: — Между прочим, мы завтра идём в гости. Оля сделала вид, что не понимает его намёка. Тогда папа сказал: — Между прочим, с семи до десяти квартира остаётся в вашем распоряжении. А в десять — всем по домам и баюшки-баю. Только пусть твои гости не забывают с собой свои орудия труда. И папа выложил на стол три шариковые ручки: Лиды, Вали и Олега Саркисяна. Адрес известен На следующий день паролем было слово «улица». — Нет, на улицу я не пойду, уроков много, — говорила Оля. И все звонившие понимали: пора собираться. Максим составил список команды, и все отправились к справочному киоску покупать бланки. — Зачем вам так много? — спросила женщина, отсчитав пятнадцать штук. — Ищем адреса ветеранов, — находчивей всех оказалась Валя. Вернулись к Оле и сели заполнять бланки. Писали лишь фамилии, имена и у кого знали — отчества. Вместо года рождения писали: прошлый век. Место рождения тоже почти у всех было неизвестно. — Сдадим сначала половину бланков, а потом другие, — опять предложила Валя. — А то решат ещё, что мы шутим. С ней согласились. Валя выглядела всех серьёзнее, и ей доверили переговоры. Все остальные следили за ней издалека. Валя через минуту вернулась без бланков. — Ответы будут готовы через полчаса, объяснила она. Было неизвестно, куда деть эти полчаса. Все решили пойти на вокзал. А через полчаса подошли к киоску справочной все вместе. — Только зря работой нагружаете, ворчала женщина — киоскёр. — Такие в нашем городе не проживают. — Что же теперь делать? — спросила Лида Кокушкина. В эти дни она безропотно выполняла всё, что делали остальные, а сейчас так расстроилась, что была готова заплакать. — у нас же вторая половина бланков есть! — сказал Максим. — Думаешь, с этой половиной повезёт? — спросил Олег. — Так только в романах бывает. С ним спорить не стали. Пошли на Невский к памятнику Екатерине. Там, напротив памятника, у здания Театра комедии тоже был справочный киоск. В этом киоске их попросили подождать десять минут. Они только и успели, что перейти Невский, обойти вокруг памятника со скульптурами государственных людей и вернуться назад. — Только один проживает, — сказала женщина-киоскёр, — остальные, наверное, уже умерли, если в прошлом веке родились. А один — жив. И она протянула им их же листок. На листке рукой женщины было вписан о «Петрович». То есть, если раньше значилось Пахомов Иван, то теперь — Пахомов Иван Петрович. Вместо слов «прошлый век» было написано — «1890 год». А внизу адрес: Тарховка, Зелёная улица, дом 10. — За городом живёт, потому и сберёг себя, — сказала женщина. Им не верилось в это чудо. Неужели это был тот самый Иван Пахомов, о котором писал капитан Палтусов, что он «вызвался делать все наблюдения за Карпова». Тот самый, который остался помощником при фельдшере, когда капитан ушёл к острову Безветрия? Все отошли от киоска к стене дома, со брались в кучку, глядели на бумажный листок, зажатый в руке Максима, и молчали. К Пахомову Ивану Петровичу можно было ехать на электричке хоть сегодня. — Поехали? — спросил Миша. — В воскресенье, — сказала Валя. И все с ней согласились, хотя каждому хотелось поехать и всё узнать немедленно. Лучшие люди Неделя тянулась долго. Каждое утро Оля пересчитывала дни. В четверг произошёл смешной случай, на который никто не обратил внимания, кроме Максима. Может быть, потому что с Максимом как раз этот случай произошёл. Они шли по Загородному проспекту Оля, Максим и Миша. Ходили после школы в канцелярский магазин за миллиметровой бумагой. Назад возвращались мимо доски Почёта. Там, на Загородном, стоит доска с фотографиями «Лучшие люди района». Мимо этой доски Оля всегда старалась пробегать быстро, потому что на ней, на красном фоне среди многих фотографий висят портреты её мамы и папы. — Ещё бы Олю сюда и была бы полная семья, — смеялся папа, когда они проезжали мимо Доски почёта. Оле всегда было неловко около этой доски. Казалось, что все прохожие её разглядывают. В этот раз они разговаривали о чём — то интересном, и Оля про доску забыла. И вдруг Максим оборвал разговор, остановился и уставился на портреты. — Ты чего? — удивился Миша. — Палтусов! — громко прошептал Максим. — Портрет Палтусова на доске. Миша посмотрел, куда показывал Максим, и тоже удивился: — Правда! — Где? — не могла понять Оля. — Да вон там! Все трое подошли к доске, и тут Максим разочарованно прочитал: — Найдёнов Н. Н., конструктор автомобилей. Так это же твой отец! |