Книга Игра на чужом поле, страница 50 – Александра Маринина

– Нет, почему же, я отвечу: Ханин.

– Вы догадались? Каким образом?

– По фотографии. Среди вещей убитого была та самая рубашка, в которой он сфотографирован. Рубашка совершенно новая, даже ни разу в стирке не побывала. И ворот, простите за подробности, не грязный. Ее носили день-два, не больше. Этой фотографии у Ханина просто не могло быть, ее сделали за те несколько дней, что Алферов пробыл в санатории. Видите, как просто.

– В самом деле просто. И как это повлияло на ваше решение?

– Я боялась, что вы заинтересованы в сокрытии истинного убийцы. В этом случае я отказалась бы. Кроме того, я боялась, что вы считаете меня опасной из-за того, что я не верю в историю с Ханиным. Тогда бы я просто удрала из Города, мне с вами не тягаться. Но вы ясно дали мне понять, что все это не так.

– И когда же я дал вам это понять?

– Это неважно. Вы слышали о Шарлотте Армстронг?

– Никогда. Кто это?

– Писательница, автор детективов. У нее есть совершенно гениальная повесть «Сохрани свое лицо» – о молодой девушке, которая случайно попала в орбиту внимания преступников и, не подозревая об этом, разрушила все их планы. Знаете почему? Потому что совершенно не умела хитрить и притворяться и своей непосредственностью и прямотой ставила их в тупик. Это я к тому, Эдуард Петрович, что лучше, наверное, нам с вами сразу выяснить отношения и не пытаться обмануть друг друга. У нас с вами как раз тот случай, когда самый короткий путь – прямой.

– Я готов.

Денисов отставил рюмку, положил в Настину тарелку дольку грейпфрута, себе взял яблоко.

– Эдуард Петрович, я знаю, что раскрытие убийства Алферова организовали вы. Это означает, что в ваших руках весь Город, в том числе и правоохранительные органы. Я примерно представляю себе размах коррупции, процветающей здесь, и не очень верю в вашу доброту и сентиментальность. Я отдаю себе отчет в том, кто вы такой, и иду на сотрудничество с вами с открытыми глазами. И делаю это только потому, что то, о чем вы мне говорили, чревато очень тяжкими последствиями и может повлечь новые жертвы. Мое согласие продиктовано именно этими соображениями. Поэтому, если вы меня обманули, я завтра же уеду из Города, а послезавтра здесь будут люди из МВД, которые начнут разбираться с липовым уголовным делом о самоубийстве Ханина. Видите, я честна с вами и не скрываю своих намерений.

– Но Ханин действительно покончил с собой. Мы просто этим воспользовались.

– А заключения эксперта? Куда вы их денете? Организуете пожар в здании ГУВД, в котором сгорят все вещественные доказательства и процессуальные документы? Эдуард Петрович, поймите, я не угрожаю вам. Дайте мне слово, что, если убийца Алферова будет обнаружен, дело возобновят по вновь открывшимся обстоятельствам. Дайте слово, и мне этого будет достаточно, чтобы с чистой совестью помогать вам.

– А если я дам слово, но не сдержу его?

– Значит, я идиотка и понесу за это ответственность. Но это уже мои проблемы. Сводить с вами счеты я не буду. Обманутый в нашем с вами случае виноват не меньше, чем тот, кто обманул. Каждый должен сам расплачиваться за свои ошибки.

– Хорошо, Анастасия, откровенность за откровенность. Следствие по делу об убийстве нужно было прекратить любой ценой, чтобы не спугнуть тех, кто засел в «Долине». Раскрытие организовано и оплачено мной, тут вы не ошиблись. У нас было несколько вариантов, как это можно было сделать. Самоубийца – только один из них. Для этого на станции «Скорой помощи» дежурил мой человек в ожидании подходящего случая. Но были и другие варианты, просто этот сработал первым.

– А фотография? Ведь она сделана при жизни Алферова. Зачем?

– Вы все еще мне не верите… За последние четыре месяца моим человеком в санатории сделаны фотографии всех отдыхающих, всех без исключения. Мы беремся за дело очень серьезно, имейте это в виду.

– И моя фотография есть?

– Обязательно. Хотите взглянуть?

– Хочу.

Денисов вышел в расположенный рядом со столовой кабинет и через несколько минут вернулся с фотографией. Настя была запечатлена в день приезда, осунувшаяся, с запавшими глазами и прикушенной от боли губой. Жертва концлагеря, а не молодая женщина!

– Эдуард Петрович, а кто написал письмо?

– Ну какая вам разница? – Он подлил ей в стакан мартини, бросил в него кубик льда и дольку лимона. – Это наши производственные трудности.

– Не скажите. – Настя лукаво улыбнулась. – Этому человеку не меньше тридцати пяти, либо, если он моложе, то живет с родителями. Он любит поэзию, хотя сам не сочиняет. И с фантазией у него бедновато. Как, похоже?

– Я спрошу, кому было поручено письмо. Но я жду ваших объяснений.

– Вы сами-то читали это письмо?

Денисов кивнул. Настя отпила большой глоток и начала медленно декламировать:

– «Этот человек, который так старался тебя позабыть и в чью память как раз по этой причине ты вторгалась снова и снова, как навязчивая песенка или броская фраза рекламы, которую повторяешь против собственной воли, этот человек сегодня, сейчас, еще сам того не подозревая, наконец начал тебя забывать. Как много ты потеряла в это мгновение!»

– Что это? – изумился Денисов.

– Стихотворение кого-то из испанских поэтов. Опубликовано в конце шестидесятых годов в журнале «Иностранная литература».

– Ну и память у вас! – восхитился Эдуард Петрович.

– Не жалуюсь. А человек ваш – халтурщик. Вот на таких мелочах и попадаются.

– Ну, это вы бросьте, – рассмеялся он. – Кто, кроме вас, вспомнил бы публикацию почти тридцатилетней давности! Это чистая случайность, что вы ее не забыли.

– Как знать, Эдуард Петрович. Стихотворение-то хорошее, его могут помнить многие, кто в те годы увлекался поэзией. Другое дело, что среди милиционеров таких людей сейчас уже не осталось. Но среди опытных адвокатов они вполне могут найтись. Адвокаты у нас в отличие от сыщиков и следователей работают до глубокой старости. Так что не рискуйте понапрасну.

– Я разберусь, – сказал Денисов, вдруг посерьезнев. – Ну что, Анастасия, перейдем к делу?

* * *

Алан не ожидал, что визит гостьи затянется так надолго. Был уже восьмой час, а Эдуард Петрович все что-то обсуждал с ней. Наверное, надо и ужин готовить в расчете на нее.

Алан заглянул в свои записи, помял руками бороду и принялся чистить баклажаны. Если через полчаса она еще будет здесь, он накормит ее такими овощами!

* * *

– У вас потрясающий повар, – искренне сказала Настя, доедая овощное рагу, – он готовит как раз так, как мне нравится. Что ж, Эдуард Петрович, ситуация у нас с вами тяжелая. До утра я подумаю, как мне работать с вашими гостями.