Книга Я - шулер, страница 58 – Анатолий Барбакару

Мэтр достал карты из принесенной мной пачки, чуток поразглядывал их. Небрежно, не столько от недоверия, сколько по привычке. Бросил на топчан...

Играли достаточно долго.

Я решил не спешить, посмотреть, чем будет «кормить» авторитет. Ждал партии три, никогда прежде себе такой пассивности не позволял. Но «кормежки» так и не дождался. Понял, что скорее всего Черныш желает воспитать меня на контригре. Оптимальная тактика, если желательно сбить спесь с задаваки-технаря. Пусть сбивает, глядишь, что-нибудь да проглотит.

Не проглотил волчара. Ни кусочка.

Я и так, и этак. Не лезет. Все выплевывает. Причем без удивления, сдержанно. Время от времени даже одобрительно кивая. Без намека на насмешку.

Наши, обступившие мэтра, наверняка многого не замечали. Некоторым из них я уже «скармливал» неперевариваемые в данный момент трюки. Одним – одни, другим – другие.

С Чернышом не проходило ничего. Ни одной «коронки», ни одного трюка. Даже тот, который был изобретен, как надеялся, мной, вычислился и обезвредился сразу.

Мне бы занервничать. Ведь если Чернышу знаком весь мой арсенал, значит, наверняка его арсенал – шире. По молодости, по недалекости, не занервничал. Может быть, потому, что не проигрывал. Игра была ровной. Партия – за ним, партия – за мной.

И потому еще не нервничал, что обнаружил: обеспокоен мэтр. Не знал чем, да и беспокойство было совсем неуловимым... Так же одобрительно кивал, по-прежнему демонстрировал вежливую, доброжелательную манеру игры. Но... То вдруг обернется, попросит висящего над душой Учителя:

– Ванюша, если не трудно, чуть-чуть правее. Солнце загораживаешь.

То ни с того ни с сего одну из карт вновь примется разглядывать.

– Можем сменить колоду, – с готовностью откликался я.

– Что ты, что ты... – спохватывался он. – Случайная царапина...

Еще бы, не настолько я самонадеян, чтобы играть с ним подготовленной колодой.

Так игра ничем и закончилась. Часа четыре промаявшись со мной, мэтр пожал руку, похвалил:

– А говорят, молодежь – не та.

Я ему не поверил. Радости от того, что молодежь – та, он не получил. И пляжники, надеявшиеся на трепку, не получили удовольствия.

Черныш сложил, собрал карты, потянулся к лежащей в стороне коробке...

Коробку я взял первым. Не потому, что успел сообразить – рефлексы подсказали: что-то не так. Не станет авторитет, пусть даже такой вежливый, как Черныш, сам заниматься такой послеигровой суетой, как упаковывание колоды в коробку...

Коробку взял первым. Рефлекторно. Машинально взглянул на нее. И увидел внутри карту. Забытую, невыпавшую из коробки, когда колоду извлекали... Извлекал Черныш.

Позже и сам пользовался этим наивным, безобиднейшим трюком. Одна из карт застревает в коробке. Якобы застревает. Играешь – без нее. И, разумеется, знаешь, какая именно карта не участвует в игре. Информация очень существенная, особенно если забытая карта – туз. Даже искушенные исполнители, вытворявшие с колодой чудеса, ловились на эту не требующую ни малейшей ловкости примочку. Ведь и претензии в случае обнаружения пропажи не выскажешь. Ну, не выпала... Что поделаешь?

И я тогда претензии не высказал. Перевел взгляд на Черныша и все понял.

Он не отвел глаза. Неожиданно, не так, как прежде – как своему улыбнулся. Приблизился к моему уху и тихо произнес:

– Молоток.

И похлопал по плечу.

...Остается загадкой, как мне удалось выстоять. В игре с таким спецом, как Черныш, «забытая карта» – решающий нюанс. И сам до некоторых пор не мог понять, что помешало ему. До некоторых пор.

Шло время, я помаленьку лишался неоправданной дерзости и добирал опыта.

И со временем понял, что спасло меня тогда. Потому, что помнил карту, которую Черныш умышленно забыл в коробке. Это был туз пик.

...Как-то приударил на пляже за вызывающе собирающей на себе внимание окружающих блондинкой. Длинноногой, с пшеничными прямыми волосами почти по пояс, с гордо-импортным, замаскированным темными очками личиком.

Между прочим, без очков личико оказалось вполне нашим, без особого вызова. Должно быть, обладательница его была в курсе, потому и маскировалось.

Но в эту тайну удалось проникнуть ближе к вечеру, когда солнце село настолько, что оставаться в темных очках стало опасно. Могли принять за незрячую.

Игры не было, вяленько косился по сторонам без всякой надежды нарваться взглядом на что-либо занятное. И обнаружил блондинку. Без волнения. Мало ли их обнаруживается. Все силы кладущих на то, чтобы продемонстрировать – до окружающих мужчин им нет дела.

Так же вяло посозерцал ее. И подумалось вдруг: они же, непутевые, держатся за имидж, который не приносит ничего, кроме скуки. Мужчины, нормальные, не хамы, подойти не рискуют. Имидж никаких надежд на знакомство не оставляет: чего ж на посмешище выставляться...

И эта явно маялась своей неприступностью.

То книгу откроет, через пару минут отложит, то на подстилке вытянется, но долго не выдержит – сядет, то к воде пройдется, волосы поправляя, фигуру демонстрируя.

Понял вдруг: подойду – обрадуется. Взбрыкнет, конечно, для приличия, но, если минуты на три терпением запасусь, подружимся.

С тремя минутами – это лишку хватил. Видать, шибко натерпелась.

– Нет, – первое, что сказал я. – Не подойдут. Могу поспорить.

– Кто? – удивилась она.

– Никто. Глазеть – это пожалуйста. А скрасить девушке одиночество – кишка тонка. Интеллигенты.

– Но ты же подошел? – неожиданно без капризов заметила она.

Сбитый с толку, но обрадованный этим «ты», плюхнулся не на песок, как собирался, а на ее коврик. Пояснил:

– Это от недалекости. И эгоизма.

– Далекие остаются далекими, – несколько тяжеловесно скаламбурила она. Неожиданно перехватывая инициативу, спросила:

– Спортсмен?

– Спортсмен, – согласился я. – Это мое алиби, если окажусь слишком непосредственным.

– Слишком – не надо, – попросила она.

Начало очень понравилось. Сулило хорошее развитие. Но развитие вышло не тем.

Блондинка оказалась не такой незатейливой, какой себя подавала окружающим. Тонкая вполне личность, у которой ноги и волосы – не единственные прибыльные акции. Безработная переводчица испанского языка, конфликтующая с родителями-интеллигентами на почве этой самой безработицы.

Не жалуясь, с сарказмом поведала мне об этом.

В ряду других сведений о себе. Как приятелю, который ее ни разу не подвел и на которого много раз полагалась.