Книга В память о Саре, страница 64 – Крис Муни

Майк перевел взгляд на могилу Джоуны.

— Объясню, когда приеду.

За ужином Майк посвятил Сэм в подробности своей поездки в Нью-Йорк и разговора с Мерриком и Биллом.

— Так что теперь ты, наверное, уже сама догадалась, для чего я пригласил Нэнси, — сказал он.

— Что ж, в этом есть смысл.

— И что ты мне скажешь?

— Не имеет значения, что думаю об этом я. Если ты полагаешь, что нужно покопаться в этих вещах, значит, копайся. Причем настолько глубоко, насколько считаешь нужным, а если решишь, что стоит остановиться, — останавливайся. В таких делах не бывает правильных ответов. Какая, к черту, разница, что говорят или думают другие?

— Ты всегда умела докопаться до сути, Сэм.

— Это лучше, чем жить в утомительной серой зоне [17] .

Они помолчали. Майк первым нарушил молчание.

— Тот вечер мне очень понравился.

— Канноли и впрямь были очень вкусными.

— Я имел в виду твое общество.

Сэм улыбнулась.

— Я догадалась.

Им было хорошо вдвоем. Вечер получился приятным и легким. Никто не заставлял их вести себя строго определенным образом. К ним вернулся прежний уютный ритм, и он не хотел разрушать его.

— В моей жизни недостает порядка.

— Как и у всех, Салли.

В дверь внизу позвонили, и Фанг, лежавший на полу, сонно приподнял голову. Сэм впустила Нэнси, и, когда она вошла в столовую со своим привычным «привет-как-поживаете?», пес поднялся и подошел к ней, виляя хвостом, а потом принялся радостно обнюхивать ее.

— Хотите, я заберу его? — предложил Майк.

— Вы шутите? Это самый ласковый прием, который устроил мне мужчина за последние несколько недель. — Фанг потрусил за Нэнси, когда та направилась к столу и села. — Итак, — обратилась она к Майку, — о чем вам не терпелось поговорить со мной?

Майк принялся рассказывать. Когда он закончил, Нэнси помолчала, обдумывая услышанное. Окна были открыты, и по квартире гулял теплый весенний ветерок, принося в комнату отзвуки автомобильных гудков и голоса людей.

— Ладно, — заговорила Нэнси. — Значит, Маргарет Кларксон не призналась, что сделала аборт.

— Нет, не призналась, — подтвердил Майк, — но я понял, что вопрос попал в самую точку.

— Ты можешь узнать, действительно ли она проходила эту процедуру? — поинтересовалась Сэм у Нэнси.

— Раньше бы я не задумываясь сказала «да», — ответила Нэнси. — Но сейчас по счетам платят медицинские страховые компании. И все данные хранятся в МИБе.

— Что такое МИБ? — спросил Майк.

— Медицинское информационное бюро, — пояснила Нэнси. — Это нечто вроде компьютерной сети, в которой хранятся все истории болезни и тому подобное. Обычно ею пользуются только страховые компании.

— А я полагал, что история болезни неприкосновенна.

— Добро пожаловать в век цифровых технологий. Забудьте о МИБе. Сомневаюсь, что там можно добыть нужные нам сведения. Маргарет Кларксон где-нибудь около семидесяти, верно?

— Шестьдесят шесть, — ответил Майк. В последней статье в «Глоуб» упомянули ее возраст.

— Выходит, Каролину она родила, когда ей было двадцать семь, — очень поздно по тогдашним меркам. Можно предположить, что аборт она сделала, ну, не знаю, лет в двадцать, то есть где-то в пятидесятые годы. Отцы тогда носили шерстяные кардиганы и курили трубки, а матери были просто счастливы, изображая домохозяйку Сьюзи [18] . В те времена слово «аборт» и произнести-то было немыслимо, не то что сделать его.

Сэм добавила:

— Даже если она и сделала его, то наверняка подпольно.

— И, будем надеяться, врачом, который ничего не испортил, — подхватила Нэнси. — Платишь ему деньги, он делает свое дело, и остается только молиться, чтобы все было в порядке. Что и говорить, время тогда было совсем другое. Никаких объявлений на желтых страницах, никакой рекламы в защиту жизни на телевидении. До семьдесят седьмого года аборты считались незаконными.

— И компьютеров тогда тоже не было, — сказала Сэм. — По крайней мере, персональных компьютеров. В те времена все данные хранились в бумажном виде.

— Получается, никаких записей об операции не осталось, — заключил Майк.

— У Кларксон? Почти наверняка. Держу пари, даже когда аборт делала Роза Жиро, это тоже было в тайне, — сказала Нэнси. — Многие женщины предпочитали пользоваться вымышленными именами и платили наличными. Никаких медицинских записей. А если медицинская карточка и существует, что почти невозможно, но все-таки предположим, что она где-то хранится, то я могу получить к ней доступ только одним способом — подкупив кого-нибудь из тех, кто работает в этой клинике. На мой взгляд, мы зашли в тупик. Рискну заявить, что в те времена, когда Маргарет Кларксон делала операцию, этого заведения в Нью-Гэмпшире еще и в помине не было.

— Другими словами, вы хотите сказать, что у нас нет ни малейших шансов узнать что-нибудь, — пробормотал Майк, уже предчувствуя горечь поражения.

— В данном случае наилучший способ добиться хоть какого-нибудь результата — задать прямой вопрос, что вы уже сделали. Если Меррик позвонит ей, я почти уверена, что она ни в чем не признается. Копы, как правило, не имеют привычки наводить справки по телефону. Они являются в гости без приглашения, суют под нос свои значки и заставляют говорить, пока не получат то, что им нужно. Что, кстати, ответил вам Меррик?

— Он сказал, что займется проверкой.

— И вы ему не поверили, — заметила Нэнси, — и поэтому я здесь.

— В самую точку.

— Я могу говорить откровенно?

— А разве у вас бывает по-другому? — поинтересовался Майк.

Уголки губ Нэнси дрогнули в улыбке.

— Мои источники сообщают, что полиция уже нашла в доме Джоуны личные вещи всех трех девочек. Они были спрятаны под полом в его спальне. Кроме того, нам известно о крови на внутренней стороне капюшона, и еще мы знаем, что Джоуна совершил самоубийство.

Майк глубоко вздохнул.

— Прошу прощения, — сказала Нэнси. — Просто я не понимаю смысла расследовать то, что ни к чему не приведет и лишь продлит ваши страдания.

— Неужели только мне одному подобные совпадения кажутся странными?