Онлайн книга «Мертвые не плачут»
|
– Просто погулять – есть. Часа два – точно. – Хорошо, – без всяких эмоций констатировал Мальчик. – Потом у тебя дело? – Потом – да. – А мне с тобой? – Не стоит. Дело очень тихое. Прямо на цыпочках. Один шумнет – жопа. А если двое?.. – Две жопы, – логично отметил Мальчик. – Ты к Третьему Номеру пойдешь? Так ухитрился спросить, что заглавные буквы вверх и потянулись. – Планирую. – Пастух не любил загадывать. – Куда двинем? По набережной сквозь толпу или водным путем? – Водным, пожалуй, лучше. – Мальчик с сомнением смотрел сквозь окно на броуновское движение по Набережной. А Пастух спиной почуял кого-то, обернулся резко: сзади стояли давешние пивопийцы, смотрели на Пастуха и Мальчика, чему-то улыбались. – Что? – коротко спросил Пастух. – Друг, – сказал один из гостей, – одолжи на пару пива. Только без возврату. Пастух достал бумажник, вынул из него синюю ассигнацию, протянул: – На пару хватит. – А на две? – засмеялся «говорящий» гость, второй все помалкивал. – Не наглей, браток, – по-прежнему спокойно отсоветовал Пастух, – бери, пока даю… – И, не дожидаясь ответа или реакции, спросил встречно: – Статья сто двенадцатая, так? Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью? Из хулиганских побуждений? Группой лиц? Пять лет от звонка до звонка? Откинулся недавно, неделю назад? Я прав, а, кореш? И обе улыбки с обоих лиц стерлись, как нарисованные, как в мультиках. – Ты… откуда… Уж так и ни с чего удивились, что вопросительный знак в конце явного вопроса даже и не стоял. – Оттуда, – внятно объяснил Пастух. – Получил на бутылку – пользуйся и не наглей. Я тебя запомнил, браток. И другана твоего, пока не сидевшего… Шагнул вперед – браток с друганом расступились, как перед танком. А Пастух с Мальчиком танками и прошли по странно пустому в сей расхожий час кафе. – Чего это было? – спросил Мальчик, оказавшись на набережной. – Не знаю, – честно ответил Пастух. – Может, и впрямь алкаши, хулиганье. А может, и не впрямь. Лучше уйти и не связываться. Себе дороже будет. – А что значит «не впрямь»? – Ничего конкретного. Просто ты – в деле. И все, что не дело, следует либо не замечать, либо пресекать. Лучше в зародыше. – Понял, – кивнул Мальчик. И Пастух тоже понял, что сам с какого-то хрена думает о Мальчике если и не как о младшем подельнике, то, на крайняк, как о вполне легализованном свидетеле. Иначе – допущенным до. До чего? До кое-чего. И этот мгновенный вывод из минувшего эпизода отнюдь не покоробил Пастуха, что по определению должно было быть, а вовсе даже порадовал. Что, если уж очень честно, недопустимо, нет. Но – проехали, сам себе сказал Пастух. Все сомнения и сопли – по результатам. А пока они пошли по Набережной, где немедленно купили мороженое. Мальчику – шоколадное в вафельном конусе, а Пастуху – малиновое в картонном стаканчике. И Пастух рассказывал Мальчику, как он впервые попал в серьезный и, разумеется, лихой и победный бой в южных стремных горах Страны. Кусочек войнушки, если по-простому. Тепло было, тихо, спокойный вечер выдался. Пастух проводил Мальчика на съемную квартиру, она от Набережной в десяти минутах ходьбы располагалась, все рядом. Вернулся к машине и поехал за Город в элитный, как принято говорить, поселок со смешным именем Лишенцы. Если покопаться в не такой уж и давней истории, то корни названия очевидны. Не исключено, что еще при Диктаторе сюда, на Реку, на поселение свозились ссыльные, лишенные гражданских прав люди. Все стерлось, забылось, а имя осталось. Странно, что он, Пастух, смутно знает его смысл… Хотя вот вам и метаморфоза: тогда ссылали в наказание, а нынче сами едут за большие бабки. Лишенцы. Короче, там у Гольфиста дача имела место, или вилла, или просто дом. Не важно. Доберемся – поглядим… Все у Гольфиста оказалось как у людей. И участок с гектар без малого. И забор высокий и прочный плюс глухой. И дом за забором большой, раскидистый, хотя и двухэтажный всего, что говорило о здравом смысле хозяина. Три этажа при комплекции и здоровье Гольфиста – это ж надо лифт строить. А на хрена в загородном доме лифт? Чай, не небоскреб. Да и лишнее электромеханическое большое устройство – обуза и забота. Плюс – вибрация. Никакой сигнализации поверх забора Пастух не увидел. Перебраться через него в таком случае – два пальца об асфальт, как любил младший брат говорить. Вот, кстати, странно-то как, мгновенно подумал Пастух, за последние дни о брате всерьез и не вспоминал. Почему? Дела чересчур закрутили? Нет, не чересчур. Дела как дела, ничего необычного. Мальчик внимание на себя взял? Ну взял, и что с того? Нехорошо, подумал про себя. И еще немножко додумал: а что нехорошего? Нельзя жить с постоянной виной внутри, тем более, если она не очевидна, а, скорее, придумана им самим в утешение себе же. Именно так: вина – в утешение. Противное какое слово. От «тешить», «тешиться». Это кого и над кем? Забыть и не думать! Приказал себе – вроде и отпустило. Приказ – он и самому себе приказ. А сейчас, сегодня он очевиден и прост: посмотреть, как живет человек по имени Гольфист, не самый богатый не только в Стране, но даже и в Городе-городке, не самый успешный, не самый перспективный, не самый здоровый, но – приговоренный. И – к черту вопросы, они же – сомнения!.. А время к полуночи подошло. Свет в доме горел только в одной комнате на втором этаже. Прислуги окрест Пастух вообще не заметил. То ли прибыл сюда, когда хозяин всех холопов по домам отпустил, то ли холопов у него почему-то не имелось, но факт очевиден: Гольфист был в доме один. Ну, может, с кошкой или канарейкой, не считается… Можно было подождать, пока он уснет. Время имелось. Он оставил машину в километре от поселковых ворот, легко прошел в них, не замеченный или не оцененный приворотной охраной, которая даже не вылезла из будки, чтоб спросить: к кому и зачем? Демократия – родная сестра бедности, если, конечно, эти «лишенские» владения считать бедностью. С какой стороны считать. Если со стороны покойного Мэра – так прямо нищета. А если со стороны самого Пастуха… Да нет такой стороны! И насрать Пастуху на Мэра, на Спортсмена, на Гольфиста, на всех остальных по списку! Он, Пастух, машина, функция, а все эмоции – в свободное от работы время. Которого тоже нет. Хотя вопрос «Почему Гольфист?» не закрыт, а положен на дальнюю полочку. Пусть полежит… А в четверть первого свет в окне второго этажа погас. И совсем темно стало. Только на улице скупо тлели фонари на столбах, освещая не саму улицу, а разве что подножие столба. Жизнь здесь текла – как в песне: снова замерло все до рассвета, дверь не скрипнет, не вспыхнет огонь… |