Книга Черный список, страница 4 – Александра Маринина

Майор не выдержал первым.

– Слушаю вас, гражданин. Что у вас?

Я протянул ему свое удостоверение.

– Мне нужен опер, который работает по убийству актрисы Доренко. Поможете?

Майор молча вернул мне красную книжечку и стал куда-то названивать.

– Двенадцатый кабинет, – наконец после нескольких звонков произнес он. – По лестнице на второй этаж и направо.

То, что я увидел в кабинете, на котором значился номер 12, меня озадачило. Там никак не мог находиться оперативник, которого я искал. Это был типичный кабинет начальника, роскошный, обставленный добротной мебелью. И человек, который восседал во главе письменного стола, тоже смотрелся начальником. Хорошо за пятьдесят, жесткие глаза, грузная фигура.

– Подполковник Стасов, Управление уголовного розыска, ГУВД Москвы, – представился я, пытаясь справиться с недоумением.

– Мне о вас не звонили, – сообщил мне хозяин кабинета, глядя куда-то в сторону.

Я с ужасом подумал, что не знаю, кто он, как его зовут, и вообще произошло какое-то недоразумение. На кителе я увидел полковничьи погоны, которые с равным успехом могли принадлежать и начальнику управления, и любому из его заместителей. Правда, вход в кабинет был из коридора, а не из приемной, и это позволяло надеяться, что я попал все-таки не к начальнику, а к кому-то из замов.

– Дежурный сказал, что я должен пройти в двенадцатый кабинет.

– Правильно. Но из Москвы о вас не звонили. Что вы хотите?

Тут я сообразил, что дежурный принял меня за сыщика, который приехал из Москвы в связи с убийством Ольги. Вероятно, поэтому он и направил меня к руководству, так сказать, представиться и доложиться по команде. А руководство, естественно, ни сном ни духом ни про какого сыщика и знать не знает.

– Товарищ полковник, я хотел бы встретиться с сотрудниками, которые занимаются убийством Ольги Доренко.

– Зачем? Кто вас уполномочил?

Вопрос мне не понравился. Где ты, прославленное милицейское братство! Где ты, воспетое в книгах и фильмах чувство локтя, дружеская помощь и своевременная поддержка! Полковник вел себя так, словно ему было глубоко наплевать на сам факт убийства актрисы и больше всего его заботит вопрос о том, чтобы в светлые ряды городских милиционеров не проник московский шпион с его грязным разлагающим влиянием.

– Меня никто не уполномочил. Но я могу оказаться полезным в расследовании убийства. Я хорошо знал потерпевшую.

– Кто вас прислал?

– Никто меня не присылал, я нахожусь в вашем городе на отдыхе, узнал об убийстве и пришел.

– Откуда вы узнали об убийстве?

Все это больше походило на допрос, словно я обманным путем пытаюсь втереться в процесс расследования, преследуя свои темные интересы.

– Мне сообщила моя жена, она работает на кинофестивале.

Я не стал упоминать о том, что жена – бывшая, потому что тогда пришлось бы долго объяснять ему про Лилю и про Ритины педагогические экзерсисы.

– Фамилия жены?

– Мезенцева. Маргарита Мезенцева.

– А ваша фамилия – Стасов? Очень интересно.

Я вдруг понял, что стою перед ним, вытянувшись по стойке «смирно». Видимо, его недоброжелательность оказывала на меня гипнотическое воздействие.

– Если у вас есть информация, проливающая свет на убийство Доренко, вы можете поделиться ею со мной, – холодно произнес полковник, занимающий так и не установленную мною должность. – Я не сторонник подключения посторонних лиц к работе, это часто мешает и создает дополнительные трудности.

– Но я профессионал, а не посторонний, – попытался возразить я.

– Насколько я понял из ваших слов, вы можете быть потенциальным свидетелем, и в этом смысле вы, безусловно, посторонний. Мы используем вас в качестве свидетеля. Пожалуйста, я готов выслушать все, что вы знаете о Доренко. Но привлекать вас к работе я не позволю. Вы находитесь в данный момент не на службе, и как профессионал вы для меня не существуете.

– А если вам позвонят насчет меня из Москвы, вы допустите меня к работе?

На самом деле я вовсе не хотел, чтобы меня допускали к работе. Наверное, я закоренелый эгоист, но у меня никогда не бывает потребности влезать в чужое дело и помогать изо всех сил. Каждый должен тянуть свой воз. Мой визит сюда был продиктован не стремлением подключиться к работе по разоблачению убийцы, а единственно желанием поговорить по-мужски с оперативниками, объяснить им, что Гарик Литвак не имеет к убийству ни малейшего отношения, потому что его связь с убитой является чистейшей воды плодом воображения. Вот и все. Мои благие намерения не шли ни на сантиметр дальше. Но мне стало любопытно, отчего этот полковник, восседающий в роскошном кабинете, так меня невзлюбил и почему он не хочет допускать меня к расследованию убийства. У него больное самолюбие? Он не любит, когда ему приказывают? Его приводит в бешенство само слово «Москва»?

– Я допущу вас к работе только в том случае, если будет письменное указание из Главного управления уголовного розыска МВД России, – четко ответил он. – Я подчиняюсь только им. Руководство Управления внутренних дел столицы ко мне никакого отношения не имеет, мы с ними равны по рангу, и они могут только просить меня.

– Но если они попросят? – настаивал я.

– Это будет зависеть от ситуации. Обычно я такие просьбы не выполняю. Ваши коллеги только путаются под ногами и вносят сумятицу в нашу работу. Если в министерстве принимается решение о создании следственно-оперативной группы совместно с ГУВД Москвы, тогда другое дело. Будет решение – будем разговаривать. Я вас больше не задерживаю, господин Стасов.

Так. Из начальственного кабинета меня выперли, причем даже не очень вежливо. Но я не обидчивый. Вернее, обидчивый, но привычный и умеющий не обращать внимания. Поэтому я не заплакал горючими слезами, но злобу затаил. Я поднялся на третий этаж, где все было как-то попроще: и дорожки на полу не было, и стены не обшиты деревом, как на втором этаже, а покрыты масляной краской, и двери не обиты дерматином. Прислушиваясь к голосам, доносящимся из-за дверей, я выбрал комнату, в которой, судя по шуму, народу было много.

– Извините, – робко сказал я, делая глупое лицо. – Меня вызывали в связи с убийством актрисы Доренко, а я забыл, в какую комнату.

– В тридцатую, – тут же ответили мне, и я тихонько ретировался.

Возле тридцатой комнаты сидела очередь, и я сообразил, что если здесь сидят те, кто занимается ночным убийством, то все эти люди вызваны для дачи объяснений. Занять очередь означало бы добраться до нужных мне сотрудников не раньше чем в конце дня. Объясняться же с этой очередью, рассказывая им, что я «свой» и «мне по делу надо», мне не хотелось. Можно было бы, конечно, просто войти в кабинет, никому ничего не объясняя, но была реальная опасность нарваться на такого же поборника суверенитета, с которым я только что общался в комнате 12. Врываться в чужой кабинет посреди допроса, требовать к себе внимания – так можно вылететь из родной милиции в пять секунд. Вылететь-то не жалко, но на мне камнем висел долг перед Игорем Литваком, и выполнить свою задачу я должен был во что бы то ни стало.