Книга Фавориты Фортуны, страница 23 – Колин Маккалоу

— Прошу тебя, я бы хотела увидеть Луция Корнелия Суллу.

Мессала Руф не спросил ее имени, он даже не подумал предупредить Суллу о посетителе. Он просто поклонился и жестом показал на открытую дверь. Аврелия вошла, с улыбкой поблагодарив офицера. Хотя ставни были широко раскрыты, чтобы впустить воздух в помещение, в комнате оставалось темно, особенно в дальнем углу, где, склонившись над столом, сидел человек и с занятым видом что-то писал при свете большой лампы.

Раздавшийся в полумраке голос не мог принадлежать никому другому:

— Луций Корнелий?

Что-то случилось. Склоненные плечи напряглись и поднялись, словно желая защититься от страшного удара, а стилос и дощечки отлетели к краю стола. Он повернулся к ней спиной и замер.

Она сделала несколько шагов вперед.

— Луций Корнелий?

Молчание. Но глаза ее уже стали привыкать к мраку. Она разглядела шапку волос, явно не принадлежавших Луцию Корнелию Сулле. Маленькие ярко-рыжие завитушки, довольно смешные.

Он конвульсивно содрогнулся и повернулся к ней. Она сразу поняла, что это был Луций Корнелий Сулла, но только потому, что незнакомый человек смотрел на нее глазами Луция Корнелия Суллы. Ошибиться она не могла.

«Боги, как же могла я так поступить с ним? Но я не знала! Если бы я знала, никакие силы не могли бы затащить меня сюда. Какое у меня сейчас лицо? Что он видит на моем лице?»

— О Луций Корнелий, как я рада тебя видеть! — воскликнула Аврелия вполне естественным тоном.

Она быстро подошла к столу и поцеловала обе щеки, покрытые шрамами. Потом села рядом с ним на складной стул, сжала коленями свои ладошки, заглянула ему в глаза и стала ждать.

— Я не предполагал когда-нибудь снова увидеть тебя, Аврелия, — сказал Сулла, не отводя от нее взгляда. — Ты не могла подождать, пока я приду в Рим? Ты нарушила наш обычный ритуал. Не ожидал этого.

— Кажется, путь до Рима непрост для тебя. Тебя сдерживает армия. А возможно, я почувствовала, что впервые ты не придешь навестить меня. Но нет, дорогой Луций Корнелий, я здесь не поэтому. Я здесь потому, что просто заблудилась.

— Заблудилась?

— Да. Я ищу Квинта Педия. Моя глупая дочь не хочет ехать в Рим, а Квинт Педий — ее второй муж, которого ты не знаешь, — не желает, чтобы она находилась между двумя укрепленными лагерями.

«Получилось очень непринужденно и убедительно, — подумала она. — Он должен поверить».

Но это же был Сулла! Поэтому он сказал:

— А ты шокирована, да?

Она не пыталась уйти от ответа:

— В некотором смысле, да. В основном волосы. Я так думаю, что свои ты потерял.

— Вместе с зубами, — он показал свои десны, оскалившись, как обезьяна.

— Ну что ж, все мы их теряем, если живем достаточно долго.

— Сейчас ты не захотела бы, чтобы я тебя поцеловал так, как поцеловал несколько лет назад, да?

Аврелия склонила голову набок и улыбнулась:

— Я даже тогда не хотела, чтобы ты меня поцеловал, хотя мне это и понравилось. Слишком сильное ощущение для моего спокойствия. Как же ты меня возненавидел!

— А чего ты ждала? Ты отвергла меня. А я не люблю, когда женщины меня отвергают.

— Я помню об этом!

— Я помню тот виноград.

— Я тоже.

Сулла глубоко вздохнул, крепко зажмурился.

— Если бы я мог плакать!

— Я рада, что ты не можешь, дорогой друг, — мягко проговорила она.

— Тогда ты плакала обо мне.

— Да. Но сейчас не буду. Это было бы трауром по исчезнувшему отражению, уплывшему по течению реки. А ты — здесь. И я рада этому.

Наконец он встал, старый, уставший человек.

— Вина?

— Да, пожалуйста.

Он налил вино, как заметила Аврелия, из двух разных бутылок.

— Тебе не понравится та моча, которую мне приходится пить в эти дни. Такую же сухую и кислую, как я сам.

— Я и сама совершенно сухая и кислая, но не буду настаивать на том, чтобы попробовать твое пойло, если ты не рекомендуешь. — Она взяла протянутую ей простую чашу и с благодарностью отхлебнула. — Благодарю, вкусное. Мы провели целый день в поисках Квинта Педия.

— О чем думает твой муж, заставляя тебя выполнять его работу? Он опять в отъезде? — осведомился Сулла, опустившись на стул с заметным облегчением.

Блестящие глаза Аврелии вдруг стали стеклянными.

— Я уже два года как вдова, Луций Корнелий.

Он удивился:

— Гай Юлий мертв? Он же был совершенно здоров. И к тому же молод! Убит в сражении?

— Нет. Он просто умер — внезапно.

— А я вот на тысячу лет старше Гая Юлия, но все еще цепляюсь за жизнь, — с горечью произнес Сулла.

— Ты — призовой конь, а он — простой солдат. Хороший человек. Мне нравилось быть его женой. Я никогда не считала его человеком, которому следует цепляться за жизнь, — сказала Аврелия.

— Наверное, он и не цеплялся. При моей власти в Риме ему было бы трудно. Я думаю, он последовал бы за Карбоном.

— Он был сторонником Цинны ради Гая Мария. Но Карбон? Не знаю. — Аврелия сменила тему. Она уже привыкла к его новому облику, сменившему прекрасный лик Аполлона. — Твоя жена здорова, Луций Корнелий?

— Была здорова, когда я последний раз слышал о ней. Она все еще в Афинах. В прошлом году родила мне двойняшек, мальчика и девочку. — Сулла хихикнул. — Она боится, что они вырастут похожими на их дядю Свинку.

— О бедняжки! Хорошо иметь детей. Ты когда-нибудь вспоминаешь о других своих двойняшках — о тех мальчиках, которых тебе родила твоя германская жена? Теперь они совсем взрослые.

— Молодые херуски! Добывают скальпы и заживо сжигают римлян в плетеных клетках.

Все будет хорошо. Он успокоился. Казалось, его уже не мучило ее присутствие. Из всех судеб, которые Аврелия придумывала для Луция Корнелия Суллы, в ее фантазиях никогда не возникало потери его особой, неповторимой привлекательности. И все же это тот же Сулла. «Его жена, — подумала Аврелия, — наверное, любила его, как никого на свете, когда он выглядел Аполлоном».

Они поговорили еще какое-то время о минувшем, обмениваясь новостями о том о сем. Ему, как она заметила, нравилось говорить о своем выдвиженце Лукулле, а ей, по его наблюдениям, нравилось говорить о своем единственном сыне, которого теперь называли Цезарем.

— Насколько я помню, молодой Цезарь был весьма эрудированным юношей. Должность фламина Юпитера должна подходить ему, — сказал Сулла.

Аврелия колебалась. Казалось, она хотела что-то сказать, но произнесла явно совсем другое: