Книга Фавориты Фортуны, страница 9 – Колин Маккалоу

— Почему? — искренне озадачился Помпей.

— Во-первых, тебе недостает еще восьми лет, чтобы войти в Сенат. Тебе осталось двадцать лет до консульства. И даже если люди твоего отца пойдут за тобой, просить их об этом абсолютно незаконно. Ты — частное лицо, а частные лица не вербуют себе армии.

— Уже три года правительство в Риме незаконно, — возразил Помпей. — Цинна — четырехкратный консул, Карбон — двукратный, Марк Гратидиан — дважды претор по гражданским делам, почти половина Сената объявлена вне закона, Аппий Клавдий изгнан с сохранением властных полномочий, Фимбрия бегает по Малой Азии, совершая сделки с царем Митридатом, — это же посмешище!

У Варрона был вид надутого мула, что неудивительно для сабинянина, сельского жителя Розеи, где полным-полно мулов.

— В любом случае, все следует делать по конституции, — упрямо сказал он.

Помпей захохотал:

— Ох, Варрон! Ты мне нравишься, но ты безнадежный идеалист! Если бы это можно было решить конституционным путем, почему же тогда в Италии и Италийской Галлии сто пятьдесят тысяч солдат?

Варрон воздел руки в знак того, что сдается:

— Хорошо, хорошо! Я с тобой.

Помпей засиял, обнял Варрона за плечи и повлек его по коридору в свои комнаты.

— Великолепно, великолепно! Ты сможешь написать историю моей первой кампании. У тебя слог куда лучше, чем у твоего друга Сизенны. Я — самый значительный человек нашей эпохи. Я заслуживаю своего историка.

Но последнее слово осталось все же за Варроном:

— Ты просто обязан оказаться значительной личностью! Иначе откуда ты взял нахальство назвать себя Магном? — Он хмыкнул. — «Великий»! Лучшее, что удалось совершить твоему отцу, — это прославить свое косоглазие.

Последний выпад Помпей пропустил мимо ушей, изливая потоки претензий и указаний на головы слуг и ружейного мастера.

И вот наконец ярко раскрашенный, позолоченный атрий опустел. Остались только Помпей и Антистия. Он подошел к ней.

— Глупый котенок, ты ведь простудишься, — выбранил он ее и ласково поцеловал. — Возвращайся в постель, мой сладкий пирожок.

— Помочь тебе собрать вещи? — спросила Антистия несчастным голосом.

— Мои люди сделают это, но ты можешь проследить за ними.

На этот раз путь им освещал слуга с массивным канделябром в руках. Стараясь держаться рядом с Помпеем, Антистия отправилась с ним в комнату, где хранились все его доспехи. Внушительное собрание. Не менее десяти разных кирас свисали с перекладин на шестах — золотые, серебряные, стальные, кожаные, украшенные фалерами. На крючках, вбитых в стену, — мечи и шлемы, а также юбки из кожаных полос и подбитые войлоком подкладки.

— А теперь полезай вот сюда и сиди тихо, как мышка, — велел Помпей и легко, словно перышко, поднял жену и устроил на паре больших сундуков, так что ноги ее болтались, не доставая до пола.

И о ней забыли. Помпей и его слуги осматривали вещь за вещью — будет ли она полезна, стоит ли ее брать с собой? Потом, когда Помпей перебирал сундуки, расставленные по всей кладовой, он бесцеремонно пересадил жену на другой «насест». Отобранные вещи он бросал слугам и разговаривал сам с собой с таким счастливым видом, что у Антистии не осталось никаких иллюзий: этот человек не будет скучать по своей жене, своему дому и цивилизованным условиям жизни. Конечно, она всегда знала, что прежде всего он считал себя солдатом, что он презирает обычные занятия своих сверстников — риторику, законотворчество, управление, собрания, политические интриги и хитрости. Сколько раз слышала она, как он говорил, что заслужит курульное кресло консула своим мечом, а не красивыми словами и пустыми фразами! И вот теперь свое хвастовство он претворяет в жизнь. Солдат-сын солдата-отца отправляется на долгожданную войну.

Как только слуги вышли из комнаты, нагруженные снаряжением, Антистия спрыгнула с сундука и подошла к мужу.

— Прежде чем ты покинешь меня, Магн, я должна поговорить с тобой, — сказала она.

Конечно, он считал это напрасной тратой своего драгоценного времени. Тем не менее он остановился.

— Ну, что такое?

— Как долго тебя не будет?

— Не имею ни малейшего представления, — весело ответил он.

— Месяцы? Год?

— Возможно, месяцы. Говорю тебе, Сулла сожрет Карбона.

— Тогда я бы хотела вернуться в Рим и все время твоего отсутствия жить в доме моего отца.

Но Помпей замотал головой, явно удивленный ее просьбой.

— Ни за что! — отрезал он. — Я не хочу, чтобы моя жена бегала по Карбонову Риму, пока я бок о бок с Суллой воюю с этим же Карбоном. Ты останешься здесь.

— Твои слуги и прочие твои люди меня не любят. Без тебя мне здесь будет трудно.

— Ерунда! — бросил он, поворачиваясь, чтобы уйти.

Но она снова преградила ему дорогу.

— Пожалуйста, супруг мой, удели мне несколько минут твоего времени! Я знаю, оно драгоценно для тебя, но ведь я твоя жена!

Он вздохнул:

— Хорошо, хорошо! Но только быстро, Антистия!

— Я не могу оставаться здесь!

— Можешь и останешься, — и он нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

— Магн, когда тебя нет, пусть всего несколько часов, твои люди плохо обращаются со мной. Я никогда не жаловалась, потому что ты всегда добр ко мне и всегда был здесь, кроме того случая, когда уезжал в Анкону повидаться с Цинной. Но сейчас… в твоем доме нет ни одной женщины. Я совершенно одна. Право, будет лучше, если я вернусь к отцу, пока не кончится эта война.

— Исключено. Твой отец — человек Карбона.

— Нет, это не так. Он сам по себе.

Никогда прежде не осмеливалась она возражать ему, тем более спорить. Помпей начинал терять терпение.

— Послушай, Антистия, у меня есть более важные дела, чем препираться тут с тобой. Ты — моя жена, а это значит, что ты останешься в моем доме.

— Где твой управляющий ухмыляется мне в лицо и оставляет в темноте. Где у меня нет собственных слуг и никого, кто бы составил мне компанию.

Она старалась казаться спокойной и разумной, однако внутренне начала паниковать.

— Полная ерунда!

— Это не ерунда, Магн. Не ерунда! Я не знаю, почему все смотрят на меня свысока, но они это делают.

— Ну конечно! — подтвердил он, удивленный ее беспросветной глупостью.

От удивления ее глаза расширились.

— Ты находишь естественным, что они смотрят на меня свысока?

Он пожал плечами:

— Моя мать была из рода Луцилиев, как и моя бабушка. А кто ты?

— Хороший вопрос. И кто же я?

Помпей видел, что она сердится, и это разозлило его. Женщины! Ему предстояла его первая большая война, а это ничего не значащее существо намеревается разыграть здесь целую драму! Неужели все женщины такие безмозглые?