Книга По воле судьбы, страница 181 – Колин Маккалоу

— Конечно, доброжелатель! Ты ведь очень хорошо знаешь, что жрецы не позволят мне тратить хранящиеся там сокровища на спасение Александрии. С чего бы им жалеть этот город? Ведь ни одному коренному египтянину не дозволено в нем проживать, даже и без надежд на гражданство. Но я и сама не хочу ничего тут менять, чтобы мои египтяне не подцепили заразу смуты.

— Тогда будущее не сулит тебе ничего хорошего, о царица.

— Ты считаешь меня слабой и глупой, Потин. Это большая ошибка. Тебе бы лучше видеть во мне весь Египет.

У Клеопатры было несколько сотен прислужниц. Но только две из них были ей дороги — Хармиона и Ирас. Этих дочерей македонских аристократов еще в детстве придали дочери Птолемея Авлета и Клеопатры Трифены, дочери понтийского царя Митридата и его жены. Ровесницы Клеопатры, обе они провели с будущей царицей Египта все трудные годы. Развод Птолемея Авлета с ее матерью… изгнание Птолемея Авлета… трехлетняя ссылка в Мемфис, пока старшая сестра ее Береника и мать правили обескураженным государством… смерть матери… возвращение Птолемея Авлета на трон и казнь Береники. Так много пережито! Так много!

Они были единственными наперсницами Клеопатры, поэтому содержание переговоров с Гнеем Помпеем она поведала именно им.

— Потин становится невыносимым, — сказала она.

— Это значит, — сказала Хармиона, смуглая и весьма приятная с виду, — что он надеется свергнуть тебя и что час этот, по его мнению, уже близок.

— Да, ты права. Мне надо бы поехать в Мемфис и посоветоваться с богами, — раздраженно откликнулась Клеопатра, — но я не смею. Покинуть Александрию сейчас было бы пагубной ошибкой.

— Может быть, лучше написать Антипатру, придворному царя Гиркана? Он хороший советчик.

— Это вообще бесполезно. Он держит сторону римлян.

— А как он выглядит, этот Гней Помпей? — спросила белокурая и очень смазливая Ирас, которую больше интересовали личности, чем политические интриги.

— Как Александр Великий.

— Он понравился тебе, да? — продолжала выпытывать Ирас.

Клеопатра сердито ответила:

— Сказать по правде, Ирас, мне очень не понравился этот человек. Почему ты задаешь такие глупые вопросы? Я — фараон. Моя девственность принадлежит равному мне по крови и божественности. Если тебе нравится Гней Помпей, иди и спи с ним. Ты молодая женщина, ты имеешь право выйти замуж. Но я — фараон, бог на земле. Когда у меня появится мужчина, я сделаю это для Египта, а не ради собственного удовольствия. — Она сделала гримасу. — Поверь мне, только ради Египта я соберусь с духом и отдам мое нетронутое тело этой маленькой гадюке!

* * *

В начале декабря Помпей Великий с чувством огромного облегчения отбыл в западном направлении и по Эгнациевой дороге пошел к Диррахию. Жизнь в Фессалонике с сенаторской сворой превратилась в конце концов в сущий кошмар. Ибо к нему возвратились все, от Катона до старшего сына. Тот привел из Александрии великолепную боевую флотилию и шестьдесят забитых доверху транспортов. Предполагалось — пшеницей, ячменем, бобами и нутом. Оказалось — в основном финиками, сладкими и очень приманчивыми для гурманов, но, разумеется, не для солдат.

— Эта тощая стерва, чудовище! — прорычал молодой Гней Помпей, обнаружив, что лишь десять транспортов честно загружены добротным зерном. В кувшинах всей остальной полусотни судов были одни только финики, хотя ему предъявляли пшеницу! — Она обманула меня!

Его отец в присутствии Катона и Цицерона предпочел увидеть смешную сторону в ситуации. Он хохотал до слез, ибо пролить их иначе не мог.

— Ничего, — успокоил он разъяренного сына. — После победы мы поспешим в Египет и оплатим всю нашу войну из казны Клеопатры.

— А я лично вышибу из нее дух!

— Ц-ц-ц! — зацыкал Помпей. — Любовнику так говорить не пристало! Ходят слухи, что ты ее все-таки поимел.

— Нет, но с удовольствием поимею. Единственным способом: набью финиками и поджарю!

Услышав такое, Помпей снова расхохотался.

Катон возвратился как раз перед этим событием, очень довольный результатом своей родосской миссии и жаждущий поведать о встрече с Сервилиллой, еще одной своей сводной сестрой, разведенной женой умершего Лукулла, и с ее сыном Марком Лицинием Лукуллом.

— Не понимаю женщин, — объявил он хмуро. — Я встретил Сервилиллу в Афинах. Кажется, она думала, что в Италии ее занесут в проскрипционные списки. Первым делом она поклялась никогда больше не расставаться со мной и поплыла со мной по Эгейскому морю на Родос. Перессорилась с моими философами. Но когда пришло время покинуть Родос, вдруг сказала, что останется там.

— Женщины — странные существа, мой Катон, — сказал Помпей. — Ну, ступай же.

— Я не уйду, пока ты не пообещаешь урезонить свою кавалерию, галатийцев и каппадокийцев. Они дурно ведут себя.

— Они здесь, чтобы помочь нам победить Цезаря, мой Катон, и мы не платим за их содержание. Пусть изнасилуют всех баб в Македонии, меня это не касается. Уходи!

Затем притащился Цицерон в сопровождении своего сына. Измученный, несчастный, обиженный на всех, от своего брата с племянником до Аттика, которым, видите ли, Цезарь сильно облегчил в Риме жизнь.

— Меня окружали изменники! — кричал он, страшно тараща свои бедные гноящиеся, красные и запекшиеся глаза. — Мне понадобились месяцы, чтобы организовать свой побег, и все-таки я убежал. К сожалению, без бедняги Тирона.

— Да, да, — устало соглашался Помпей. — Послушай, Цицерон, за Ларисскими воротами живет очень хорошая знахарка. Поезжай, покажи ей глаза. Немедленно. Будь добр, не мешкай!

В октябре прибыли Луций Афраний и Марк Петрей из Испании, с горестными вестями. Они привели с собой несколько жалких когорт, что не утешило ошеломленного их рассказом Помпея. Цезарь завоевал обе его провинции — и опять малой кровью! Это вызвало бешеную ярость Лентула Круса, возвратившегося из провинции Азия.

— Твои Афраний и Петрей изменники! — орал он в ухо Помпею. — Я требую, чтобы Сенат судил их и изгнал!

— Заткнись ты, Крус! — рыкнул Тит Лабиен. — По крайней мере, Афраний с Петреем видели тебя в деле. И могут кое-что о тебе рассказать.

— Магн, кто этот низкорожденный червяк? — вскипел Лентул Крус. — Почему мы должны терпеть его здесь? Почему меня, патриция из Корнелиев, оскорбляют людишки, недостойные чистить мои сапоги? Вели ему убираться!

— Сам убирайся, Лентул! — крикнул Помпей, готовый вот-вот расплакаться.

Эти слезы пролились-таки ночью, на подушку, после того как Луций Домиций Агенобарб явился к нему с новостью, что Массилия капитулировала и что Цезарь полностью контролирует все земли к западу от Италии.

— Однако, — сказал Агенобарб, — при мне остался мой маленький флот, и я намерен с толком пустить его в дело.

В конце декабря Бибул встретил Помпея на перевалах Кандавии.