Книга Гриф и Гильдия, страница 60 – Олег Бондарев

Фрейр усмехнулся. Похоже, он читал мои мысли, как раскрытую книгу.Ну и что, неожиданно разозлился я. Что толку таить мысли от богов?

– Могут, Гриф, могут, – тихо сказал Фрейр. Ты ведь уже говорил с Локи?

– Да – и во сне, и мысленно…

– Во сне ты говорил не с ним, – покачал головой бог плодородия. – Слишком далеко для мысленной связи, а уж тем более для картинки… С тобой говорил Хрофт.

– Как?! – поразился я.

– Обычный морок, – поморщился Фрейр снисходительно. – Вроде того, что сейчас видят зеваки, только намного проще. Больше похож на тот, который Д-50 наслал на твоего тролля!

– А что за… морок сейчас? – Я скрипнул зубами, попутно окатив замершего у эшафота голема ледяным взглядом: должок к нему вырос.

– Феноламп остановил время. То есть, когда он перевернет часы обратно, мы с ним исчезнем, а люди очнутся, снова станут живыми и не потеряют при этом ни минуты. Они и сейчас не видят нас мы в Оболочке Безвремья.

– Так, ладно… А что там с Одином? Я что, действительно с ним говорил?

– Да.

– И он… лгал мне?

– Ну, мне откуда знать?

– Но зачем?

– Локи мог бы ответить, но… Зато может ответить кое-кто другой – знаю я одного. Вряд ли, конечно, но чем Фенрир не шутит? – Фрейр подмигнул незримому божку.

– Но… почему статуэтка… то есть урна – вернулась ко мне?

– Так захотел Локи. Сил на небольшое перемещение ему, пусть и в таком плачевном состоянии, хватило, но вот отвести глаза даже паре зеленых стражей он уже не смог, – Фрейр щелкнул языком, разом помрачнев, и быстро сказал:

– Хотя пора мне уже: что надо, я сказал. Остальное – сам узнаешь. Заберу сынка блудного и – на юг! Главное, чтобы Тору опять не приспичило гнать в Общину за пивом, а там… – Фрейр мечтательно закатил глаза, потом опомнился и махнул рукой. – Короче, поперли мы. Бывай, Гриф!

И Фрейр, отсалютовав мне рукой, растворился в воздухе.

Я тряхнул головой: вот так и дела! Даже боги мной интересуются!

Время уже бежало привычным чередом, но я не обращал на это внимания. Хотелось плакать и смеяться: великие и всесильные, могущественные и недосягаемые – и в то же время рассеянные, забывчивые, злопамятные… Лгуны. Местами даже сволочи… Смертные, одним словом. Те же люди.

– Гриф, что с тобой? – обеспокоено спросила Лин, трогая меня за плечо.

– Со мной все отлично, – пробормотал я. А вот как ты здесь оказалась? Как ты к нему попала?

Лин громко вздохнула и начала рассказ.

Перед его началом я предусмотрительно попросил Хромого держать Разгильдяя под ножом, чему сейчас был несказанно рад: история получилась жуткой, и мне вряд ли хватило бы сил сдержаться и не перерезать Фетишу глотку.

Я с ужасом слушал, как за один день – вчерашний – тчарская мэрия попала в руки Гильдии Ловкачей. Со всего Орагара в портовой городок съехались лиходеи, грабители да мошенники и устроили местному Лицею маленький Рагнарек. В итоге понадобилось всего десять часов, чтобы дом Лин перешел в полное распоряжение Фетиша: мэр погиб, защищая свои дом, лицейские сложили оружие, а большей частью и вовсе полегли.

Конечно, сам Разгильдяй в боях не участвовал.

По крайне мере, в Тчаре его Лин не увидела. Да как бы он там очутился, если уже в пять встречался со мной в «Бараньем роге»?

Сначала Лин думала, что это все подстроено мной; ох, и ругала меня всю дорогу до Тчара. Но когда ее привезли в 3рег, она не на шутку струхнула: старик Фетиш за долгую ловкаческую жизнь так и не научился общаться с дамами, поэтому речь его, в избытке насыщенная базарной руганью и прочего рода бранью, не раз заставила бедняжку краснеть да сморкаться в платочек!

Конечно, это не мешало понять, чего хотел Фетиш: Разгильдяй отводил ей роль обычной заложницы, с помощью которой можно будет шантажировать меня. Разумеется, что было бы с девушкой после, старый мошенник не сказал, ну, да Лин и сама поняла, что в живых ее не оставят.

– Мне так страшно было, Гриф, – всхлипнула Лин, уткнувшись мне в плечо и заревев.

– Будет тебе. – Я бережно погладил девушку по голове. – Все позади!

Конечно-конечно, тут же съязвил я про себя. «Все позади!». Ха! Надо ведь еще эту громадную толпу лиходеев разогнать!

Хорошо хоть за короля Фрейр действительно порадел: на балконе ни его, ни Кедрика, ни того мошенника-телохранителя, хотя он, похоже, сам уже вниз спустился!

– Надо прорываться, – тихо, но твердо заметил Хромой. – Хоть король и сволочь порядочная, а бросать все одно – не дело!

– Конечно, не дело, – легко согласился я. Вот только как прорываться?

– Кнур! – неожиданно воскликнул Хромой.

– Что, мастер? – ответил ему спокойный, хорошо поставленный голос откуда-то справа.

– Подсоби со своими! – С этими словами наемник резко провел ножом по горлу Фетиша и, подхватив топор палача, спрыгнул вниз, походя залепив обухом в ухо стоящему около помоста арбалетчику. Кнур со своего края радостно взвыл, и началась потасовка.

Хромой бесновался вовсю. Топором наемник работал не хуже, чем любимыми мечом или булавой – противники не успевали даже подумать о защите, как уже лежали на земле в луже собственной крови, а мастер Гильдии Воинов шел дальше, низвергая все новых и новых врагов. Его охватила блаженная ярость битвы, когда не чувствуешь ни боли, ни усталости; когда сражаешься, словно голиаф.

Когда не ждешь удара в спину.

Арбалетный болт, пролетев с десяток футов, вошел точно между лопаток. Подлый стрелок, видимо, решил таким образом лишить соперников лидера. Однако же осененный яростью битвы хромой не упал, лишь сильнее сжал топор и с еще большей яростью принялся пробиваться на второй этаж.

Штиф полусидел около трона, схватившись за подлокотник, как за единственны и оплот спасенья.

Его взгляд, пустей и бессмысленный, оживился, когда на балкон, тяжело дыша, поднялся Хромой. Наемник, высунув язык, обеими руками сжимал рукоять палаческого топора; одежда его насквозь промокла от крови, своей и чужой. В глазах бурлила лава, горели леса, рушились скалы.

– Хромой? – облегченно выдохнул Штиф. Он почему-то был уверен, что наемник не причинит ему вреда.

– Заклинаю, мой король… – прохрипел наемник и рухнул на плиты пола. Ошарашенный Штиф увидел его спину, полностью утыканную болтами.

Гриф, вбежавший на балкон следом, в растерянности замер на пороге. Меч, до середины лезвия испачканный кровью, тупо дернулся вверх и повис в ослабшей руке.

Хромой был паршивой овцой. А глупое стадо не терпит в себе паршивцев.

За окном лил противный ноябрьский дождь.

Мелкие капли влетали в узкую бойницу, чтобы разбиться о мою руку, но я не обращал на них внимания, задумчиво глядя в прекрасную даль.